Козлы отпущения
Шрифт:
Кстати, во время нашей поездки случилось забавное приключение. Бакачан был город простой, патриархальный и, как и еще сто восемьдесят четыре села вокруг, принадлежал богатому дворянину. Этот дворянин — барон Фиделио Бонифаций, личное имя Мария — считался со своими пятью тысячами гектаров одним из богатейших помещиков страны. Молодой барон одним из первых воспринял идеи защиты волосатых и потрудился изгнать лысых из своих владений еще за два месяца до нашего приезда. Затем он предоставил всех своих людей в распоряжение Национального фронта гарпунеров. Его крестьяне, выполняя приказ барона, во время полевых работ надевали фиолетовый галстук на обнаженный торс. Его сиятельство лично
Молодой барон, потомок древнего знатного рода, прямо-таки умолял меня, чтобы я не отказывался от приглашения погостить вместе с моей уважаемой супругой в его роскошном дворце.
— Друг доктора Эрнста Шумкоти — мой друг, — заявил барон. — Своим визитом вы окажете мне высокую честь.
За те две недели, что мы гостили во дворце, мы поближе познакомились с бароном, который оказался исключительно благородной личностью. Монокль придавал некий оттенок аристократической странности и дополнительный шарм его лицу, обладавшему чертами женской красоты. Фиделио сразу же стал нашим другом и, стараясь проявить себя с самой лучшей стороны, предоставил в наше распоряжение замок со ста двадцатью девятью комнатами и полным штатом прислуги. Оригинальные идеи, появлявшиеся в голове барона, заставляли нас глубоко задумываться. Так, он соорудил перед дворцом гору высотой восемьдесят метров; к дворцу вела железная дорога, проходившая через тоннель в горе. Кроме того, меня несколько раздражало, что барон обращается к своей охотничьей собаке на «вы».
Однако как только барон начинал говорить о целях и задачах движения, всякие странности в нем исчезали. Его взгляд становился твердым и уверенным, когда он говорил, что принципы защиты волосатых должны охватить весь мир, поскольку человечество за свою историю еще не выработало более красивой и справедливой идеи. Это произносилось особым тоном, ибо Фиделио был весьма верующим человеком, не жалевшим никаких денег для найма профессиональных проповедников, которые рассказывали его работникам о грядущем мире. Работники барона любили; исключение, пожалуй, составляли отдельные крестьяне, зараженные неправильными идеями. Они время от времени даже устраивали мятежи, направленные на слом установившейся здесь справедливой социальной структуры. Как-то раз мне случилось побеседовать с крестьянами, находившимися под влиянием ложной идеологии.
* * *
Эта встреча произошла, когда Мици еще спала в спальне замка, обставленной в стиле графа Валленштейна, растянувшись под шикарным балдахином Марии Антуанетты. Вчера ночью мы легли поздно, поскольку Фиделио организовал в нашу честь костюмированный бал с пышным фейерверком. Я встал пораньше и поехал кататься в пролетке по огромному имению, дабы полюбоваться чудесными пейзажами.
По дороге я встретил нескольких крестьян, работавших на полях в фиолетовых галстуках. Они послушно приветствовали меня в соответствии с указаниями барона.
— Наше нижайшее почтение господину вождю, — воскликнули они, снимая шапки. Я прошел с ними на поле и спросил их:
— Каково ваше мнение о принципах защиты волосатых?
Крестьяне смотрели на меня и неуверенно мяли в руках шапки.
— Замечательная идея, — сказал наконец один из них, сплевывая, — это должно быть замечательно. Ведь сам его сиятельство барон дал указание так думать.
Я вышел из повозки, и поскольку прекрасное
— Мы удалим их со всех ведущих позиций в сельхозсекторе, — завершил я свою речь, — и это откроет перед вами перспективы лучшей жизни. Наш лозунг: «Каждому бедняку — по прянику и пирогу!» Что вам еще нужно, друзья?!
Крестьяне снова замолчали, и лишь через некоторое время кто-то из них сказал:
— Нам нужны участки земли, уважаемый господин.
— Какие участки?
— Земля. Участки.
Мне было тяжело понять этих необразованных людей.
— Но ведь это земля его сиятельства барона Фиделио, — сказал я. — Эта земля вас кормит и поит. Я не могу поверить, что вы завидуете старинному родовому имению вашего достопочтеннейшего господина.
Крестьяне, подобно стаду гусей, забормотали что-то нечленораздельное, не выразив однако существенного неприятия моих слов. Я, разумеется, попенял им на то, что их мысли не соответствуют ни образу мышления добрых христиан, ни чистоте помыслов защитников волосатого дела.
— Только провокаторы и подстрекатели говорят так, — напомнил я, — эти слова подобают антихристу, в которого вселился волосатый черт. Мы, члены Национального фронта гарпунеров, прекрасно осведомлены о чаяниях и нуждах проживающих здесь простых крестьян. В нашей политической платформе есть пункт о раздаче земельных участков бедным.
Тут крестьяне словно проснулись и обрушили на меня град вопросов относительно будущего раздела земли.
— Это очень просто, друзья. Земля будет отнята у лысых наглецов и разделена между вами по справедливости. Вот, например, неподалеку от границ владений моего друга барона проживает некий толстый лысый крестьянин. Его сиятельство о нем упоминал — Стефан как его там.
— А, этот лысый черт! — крестьяне развели руками в знак разочарования. — Так у него всего пол-гектара.
— Но ведь и это уже что-то, друзья. Сколько здесь у вас безземельных?
— Около пяти тысяч в нашем районе, достопочтенный господин.
Я быстренько поделил в уме 0,5 на 5000.
— Да, выходит, что таким образом вы много не получите, особенно если учесть многодетных. Многодетной семье не хватит 0,5 кв. метра земли. А других лысых поблизости нет?
— Конечно, есть. Амрих Качкаш, Петер Галь и еще несколько.
— Вот видите. Нет проблем. Сколько земли у этих лысых гордецов?
— Да ничего у них нет. Они такие же нищие, как и мы.
Мне стало тяжело среди этих невежественных людей, в этой путанице и неразберихе, когда невозможно даже получить достоверную информацию об уровне их благосостояния. Они просто ленятся работать, вот и все. В этом они похожи на лысых. Я помахал кучеру, коляска подъехала, и я, расстроенный, покатил обратно в замок.
* * *
Что хорошо, то хорошо. Мы провели в Бакачане две незабываемые недели. Мици и я катались в пролетке, загорали, а в теплые дни купались в одном из озер для разведения рыбы. Я научился ездить на лошади, и придворный фотограф сделал пятьдесят отпечатков моих портретов для партийных нужд. После этого я слез с лошади, так как боялся, что она из-под меня уйдет. Фиделио научил меня играть в игры, соответствующие нашему статусу, — гольф и крикет. Однажды я даже ездил на охоту и подстрелил горного ястреба, который при ближайшем рассмотрении оказался аистом, но зоология никогда не была моей сильной стороной.