Крамер против Крамера
Шрифт:
Шонесси взялся за неё в последний раз:
— Миссис Крамер, почему вы считаете, что можете состояться как мать, если вас постигали неудачи буквально во всём, что вы предпринимали в роли взрослого человека?
— Возражаю!
— Возражение принято.
— Я задам вопрос несколько в иной редакции. Каков был самый длинный период ваших отношений с кем-либо в жизни, кроме родителей и подружек?
— Я бы сказала… с моим ребёнком.
— Которого вы видели дважды в году? Миссис Крамер, ваш бывший муж… — нельзя ли утверждать, что отношения с ним были самыми длительными
— Да.
— Как долго они длились?
— Мы поженились за два года до появления ребёнка. После чего были четыре очень трудных года.
— То есть вы потерпели поражение в самых длинных, самых важных отношениях в вашей жизни?
— Возражаю.
— Возражение отклоняется.
— Я не потерпела поражения.
— А как иначе вы назовёте, что произошло? Успехом? Брак кончился разводом!
— Я считаю, что это, скорее, его поражение, чем моё.
— Примите мои поздравления, миссис Крамер. Вы внесли нечто новое в законы о браке и семье. Вы оба разведены, миссис Крамер!
— Советник, вы хотели задать вопрос свидетельнице? — спросил судья.
— Я хотел бы спросить, как это представление о надёжности и постоянстве, которое старается создать у нас миссис Крамер, сочетается с неудачей самых длительных, самых важных личных отношений в её жизни?
Она сидела молча.
— Отвечайте, пожалуйста, на вопрос, миссис Крамер, — обратился к ней судья.
— Одно не вытекает из другого.
— Для вас не вытекает! Но ведь это вы потерпели неудачу в самых важных личных взаимоотношениях вашей жизни, не так ли?
— Да, — еле слышно сказала она.
— Вопросов больше не имею.
Джоанна покинула свидетельское место, и на лице её читалось предельное изнеможение.
— С чувством материнства спорить трудно, — сказал Шонесси своему клиенту. — Но мы пустили ей кровь.
После перерыва на ленч на свидетельском месте предстал Сэм Штерн, отец Джоанны. В его задачу, которую он предпринял ради Джоанны, входило дать свидетельские показания об отношениях матери и сына. Грессен выстроил линию его показания таким образом, что они касались, главным образом, одного дня, когда в прошлую субботу Билли был с Джоанной, а Сэм и Гарриет сопутствовали им. Услышав, как Сэм описывает этот прекрасный день и ту раскованность, с которой Джоанна общалась с ребёнком, Тед понял, для чего он был там нужен. Весь порядок этого дня был заранее продуман. И дедушка с бабушкой принимали в нём участие с единственной целью — чтобы выступить на суде в качестве свидетелей. Шонесси попытался подвергнуть его перекрёстному допросу, но не смог ничего извлечь, постольку показания касались ограниченного отрезка времени. В них шла речь только о том, что он видел своими глазами — мать и сын прекрасно проводили время вместе.
Покинув свидетельское место, Сэм попытался проскользнуть мимо Теда не глядя на него. Тед перехватил его за руку,
— Сэм?
У отца Джоанны была опущена голова. Не поднимая глаз, он пробормотал:
— Тед, разве ты не сделал бы того же самого для своего ребёнка? — после чего быстро отошёл.
Других свидетелей Грессен не вызывал.
Начались показания в пользу ответчика. К первому свидетелю, которым оказался Чарли» Шонесси неизменно обращался как к «доктору», чтобы придать больше веса его словам. Доктор поручился за прекрасный характер Теда и описал его как превосходного родителя.
— Доверили бы вы ему своего ребёнка?
— Я и так доверял. Много раз.
Он описал совместные походы в город вместе с детьми» когда он лично был свидетелем привязанности мальчика к отцу и отца к мальчику. С неподдельной выразительностью в голосе он сказал:
— Сомневаюсь, чтобы я мог быть лучшим отцом в таких обстоятельствах.
Грессен отказался от перекрёстного допроса. С лёгкой улыбкой он просто отверг эти показания как несущественные и непоследовательные. К этой же тактике он прибег и во время показаний следующего свидетеля, невестки Теда, Сенди, которая сообщила, как Тед заботился о благополучии мальчика, чему она сама была свидетельницей, и сказала:
— Мальчик просто обожает его.
Следующей свидетельское место заняла Тельма, которая не могла скрыть нервного возбуждения.
Шонесси спросил её:
— Могли бы вы оценить компетентность мистера Крамера как отца? Что могло бы быть тому доказательством?
— Их отношения, — сказала она, с трудом удерживаясь от слёз.
— Возражаю, ваша честь. Ответ, серьёзно говоря, носит несколько неопределённый характер.
— Возражение принято.
— Могли бы вы припомнить какие-то случаи, которые говорили бы о заботе мистера Крамера о своём ребёнке?
— Он читает Билли, он купает его, он играет с ним, он любит его, он очень добрый человек… и если бы только видели их вместе… этот процесс вообще не мог бы состояться, — и она начала всхлипывать.
Шонесси сказал, что вопросов у него больше не имеется. Грессен несколько секунд пребывал в задумчивости, словно подбирая вопрос, с которым он хотел бы обрушиться на неё, но человек, который выстроил ход дела, исходя из принципа уважения к материнству, не мог позволить себе оспаривать искренность слёз такой же матери — и Грессен отказался от перекрёстного допроса.
Джим О’Коннор сообщил о Теде, что он «высококвалифицированный специалист в своей области» и «человек, которого я глубоко уважаю». Когда он подчеркнул, что Тед — компетентный, знающий профессионал, Грессен решил не отпускать так просто этого свидетеля.
— Мистер О’Коннор, вы только что сказали об этом человеке, как о великолепном специалисте и выдающемся профессионале, но разве вы не увольняли его, и причём дважды?
Тед повернулся взглянуть на Шонесси. Откуда они получили информацию?
— Это не совсем так, — ответил О’Коннор.
— А что так?
— Компании прекращали своё существование. И нас всех постигала та же судьба.
— Даже вашего восхитительного сотрудника?
— Возражаю!
— Принято.
— Вопросов больше не имею.