Красавица и Холостяк
Шрифт:
Он замер позади нее. Напряжение танцевало на ее коже и в воздухе вокруг них.
— Почему? — наконец спросил он. — Собираешься сказать, что не хочешь этого? — будто подначивая ее сказать ложь, он провел подушечкой пальца по кончикам ее грудей. Ее плоть дернулась, моля о еще одной ласке. Более сильной.
— Нет, — она опустила ресницы в поисках другой причины, кроме правды. Несмотря на особые клятвы, которые он произнес, вся церемония была ложью. Ее новая фамилия была ложью. А теперь и ее свадебная ночь станет ложью. То, что она стояла перед ним так эмоционально и физически открытой, обнаженной в ночь, которая должна быть знаком чего-то
Не сегодня.
— Нет, — мягко ответила она. — Я не собираюсь лгать о том, что ты... привлекаешь меня. Но еще две недели назад я была обручена с другим мужчиной. Я не разрываю наше соглашение, я просто прошу о времени.
Напряженное, тяжелое, словно грозная стая облаков, молчание воцарилось в комнате. Вес этой тишины — угроза неминуемого шторма — ощущался на ее коже.
— Ты все еще любишь его?
— Нет, — она никогда не любила его.
Руки Лукаса упали с ее тела. Он отошел, а пространство между ними утешило и причинило боль. Боже, ей нужно собраться.
Его задумчивый взгляд встретился с ее в зеркале, строгие очертания его шрама, придающие его худощавым, резким чертам еще больше угрозы.
Она ждала, затаив дыхание, его возражений. По его требованию она сдержит свое слово.
— Приятных снов, Сидней, — сказал он, развернулся и вышел.
Оставив ее еще более смущенной и одинокой, чем обычно.
Глава 13
Лукас распахнул дверь в комнату Сидней, не заморачиваясь предупредительным стуком. После бессонной ночи вежливость и манеры отправились в пристанище грешников, как и карьера этого раздражающего мальчишки Бибера — к черту. Кроме того, она просила его не прикасаться. На «посмотреть» ограничений не было. С этими мыслями он, стиснув зубы, закрыл дверь и даже запер на замок. Ему просто надо обдумать, почему она оттолкнула его прошлой ночью... ради кого...
Ага. И забыть об этом.
Лучи утреннего солнца проникали в комнату через огромные окна, скользили по кушетке у подоконника, по деревянному полу и падали на кровать со смятыми простынями.
Где, как диснеевская принцесса под действием чар, спала Сидней.
Он фыркнул. Действительно, почему бы ей и не спать спокойным сном? Это его яйца посинели от облома с сексом до такой степени, что им не хватает только белых чепчиков, чтобы походить на долбанных смурфиков.
Чувствуя себя подглядывающим извращенцем и ни капли не жалея, он приблизился к кровати. Вокруг ее бедер обернулось бледно-желтое одеяло, а одна из длинных подушек свалилась на пол. Удовлетворение прокатилось по нему с грацией товарного поезда. Отлично. Возможно, ее сон и не был таким уж спокойным, как он думал. Склонившись, он поднял подушку и прислонил ее к изголовью кровати. Так близко к ней, что этот чертов аромат жимолости обвился вокруг него, как цепи. Он готов был поспорить, что и простыни пахли ею.
Проклятье, он хотел сам пахнуть ею.
Выругавшись, он потянулся к ее плечу и заметил серую футболку с красными буквами «Б» и «У» на груди. Его брови взметнулись вверх. Сидней всегда представлялась ему
Тихонько бормоча, он опять потянулся к ней — и опять остановился. Он нахмурился. Что-то изменилось.
Ее ресницы дрогнули и приподнялись. Карие глаза, затуманенные ото сна, посмотрели на него, нежно и мечтательно. Замерев, он уставился в ответ, подмечая маленькую улыбку, коснувшуюся ее губ. А потом заметил, как в этот приятный взгляд проникает осознание, и он меняется. Понимание ситуации смело в сторону сонливость, и, на мгновение, оцепенев, она сгруппировалась в сидячее положение. Одеяло упало с ее бедер, и он увидел красно-черную клетку. И опять удивление, смешанное со смущением. Потому что он все еще не мог понять, что же показалось ему странным.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она, убирая от лица темно-золотые и коричневые кудряшки.
Кудряшки. Боже. Дикий беспорядок из длинных, плотных спиралек падал ей на плечи, создавая сексуальный ореол вокруг ее красивых черт. Прямые, безупречно уложенные пряди принадлежали светской львице. Но эти живые, дикие, свободные завитки принадлежали женщине.
— Что за хрень случилась с твоими волосами? — спросил он, шок и горячее желание делали его голос грубее.
Смущение расцвело на ее лице, окрашивая скулы в красный цвет.
— Я приняла душ вчера, и у меня не было шанса выпрямить их, прежде чем ты ворвался в мою комнату без приглашения в… — она взглянула на радио-часы на прикроватной тумбочке — …семь часов утра, — закончила она через стиснутые зубы. — Повторяю: что ты здесь делаешь?
— Одевайся, — сказал он, все еще под впечатлением от этой стороны Сидней. Уютная, немного поношенная пижама, волосы как львиная грива... — Мы едем в медовый месяц через час.
Она уставилась на него с раскрытым ртом.
— Медовый месяц? Что ты имеешь в виду? Я не думала, что мы собирались...
— Что ж, собираемся, — он решил уехать из Бостона, сбежать от всего, лишь прошлой ночью. Сидеть с ней в этом доме весь медовый месяц и не сметь дотронуться? Он бы сошел с ума. — Упакуй вещей на неделю.
Откинув одеяло, она спрыгнула с кровати, и, когда она развернулась, поношенный хлопок плотно обтянул ее грудь. О черт. Меня побери. Он стиснул зубы. Сжал руки в кулаки.
— Ты не можешь просто взять и приказать мне упаковать вещей на неделю, ожидая, что я буду готова через час, — запротестовала она, хватая короткий, ярко-синий халат с кушетки. Очевидно взволнованная, она зажала в пальцах густые локоны. — Мне нужно выпрямить волосы...
— Оставь так, — велел он. Ее глаза встретились с его, широко раскрытые, ошеломленные. Вдохнув, он смягчил жесткий тон своего требования. — Оставь так, — пауза. — Пожалуйста.
Не дожидаясь ее согласия, он вышел из комнаты, прежде чем нарушил свое обещание не касаться ее.
***
— Не знаю, чего я ожидала. Кондо в нью-йоркском небоскребе. Солнечный калифорнийский пляж. Но не это.
Ее волосы развевались на свежем ветре, гуляющем в его домике на острове Бэйнбридж в заливе Пьюджет-Саунд, — такое неуважительное название для такой большой постройки, в которой могли спать около десяти человек, но сохраняющее уют. Сидней послала ему улыбку через плечо.