Красивые лица
Шрифт:
– Наподобие свободного использования паспортных данных?
– Да, - она лукаво подмигнула, - или органов.
Я не сразу обратила внимание, в фойе висело расписание таких событий как фотосессии. Они были четко назначены на определенные дни в течение всего месяца. Именно для них были заготовлены наши костюмы. Ну и для костюмированных танцев.
Небольшая комната с кучей зеркал, вместо стен. Суетящиеся девочки. В конце комнаты полотно, лампы, софиты и фотокамеры, начинающие снимать как только
Вспышки, вспышки, череда вспышек.
В белоснежном с розовыми цветочками платье Барби рассылала улыбки направо и налево. Взгляд в эту камеру. Воздушный поцелуй. Беззаботный смех в сорок пять зубов. Кокетливый взгляд во вторую камеру. Игривое подмигивание. Наигранное удивление. Вид скромного ангелочка. Опять смех а’ля «люблю своего стоматолога».
За все время той фотосессии Рок-звезда ни разу не улыбнулась. Только раз. Когда собиралась уходить с панели и занесла ногу. Она усмехнулась, глядя в пол. При этом так трогательно придерживала прядь волос, упавшую на лицо. Рука замерла у щеки, грустный взгляд и сардоническая улыбка.
В дальнейшем этот кадр стал любимым снимком не только моим, но и миллионов поклонников. Большая часть из этих поклонников относилась к тому типу фанатов, которые без дополнительных напоминаний о кумире и не вспомнят. Лицемеры, поддерживающие волны времени, периоды популярности.
В отличие от остальных, на мне было вполне скромное шифоновое фиолетовое платьице. «Глубокий насыщенный цвет» – как из рекламы порошка. Корсет плотно облегал тело, так что лишний раз и не вздохнуть. Часть лифа твердой стойкой поднималась до правого плеча.
Несмотря на отличный макияж, мои фотографии все равно казались не ровней других. Как «из князи в грязи» или простушка в высшем обществе. Если ты «колхоз», то без хирургического вмешательства никакие бриллианты не превратят тебя в королеву.
Расстраивало ли это меня?
Скорее, злило и бесило.
Я впустую тратила время. Дедушки здесь точно не встретить.
Помню, как через неделю после его похорон пришла к нему домой и обнаружила его на кухне. Чуть в обморок не грохнулась. А он преспокойно сидел за столом и мастерил мушки для рыбалки.
– Дедушка? – спросила я тогда, - разве ты не умер? Мы же… Тебя… Похоронили! Неделю назад. Я помню. Не могло же присниться.
– Пока я тебе нужен, - вздохнул он и посмотрел на меня своими большими теплыми глазами, - пока я тебе нужен, я буду здесь.
Еще через два дня заявился один его старый друг-нотариус с завещанием, по которому все имущество дедушки безоговорочно переходило мне. Я сразу побежала к нему домой. Взбежала на пятый этаж, своим ключом открыла дверь. Запыхалась сильно. Хотела пить. Но больше всего – его увидеть и новостями поделиться.
Но его не оказалось дома.
Он так больше и не появился.
Как же я была глупа, думая, что в «доме, полном привидений» смогу его отыскать. Или встретить другое привидение, которое смогло бы передать послание моему дедушке.
Но
«Сахарок, 22»:
– Бицепс – это взращенная на стероидах туша. Меня уже тошнит от его вечных советов. Он всех призывает пить эти дурацкие коктейли. Ну попробовала я один, так меня тут же вырвало. Вот Ботаник – совсем другое дело. Он столько много книг читает…
«Барби, 20»:
– Что я о ком могу сказать? О Бицепсе? Он кажется мне классным. И он такой сильный! Почти как Медведь и Топор… Только он, кажется, их выше.
«Ботаник, 22»:
– Я до сих пор в расстроенных чувствах от ухода Перчинки. Без нее здесь стало скучно. Весельчак всех разыгрывает. Но шутки у него плоские и пошлые. Он мне не нравится. Рок-звезда будто под наркотой какой-то. Да и Малявка странная. Да. А Бицепс – глупый, как его штанги. Ха-ха, просекли прикол? Штанги думать не умеют! Ха-ха-ха-ха.
«Барби, 20»:
– Да, я тоже обратила внимание на Малявку. И даже Перчинка как-то раз – до своего ухода – говорила, что видела, как Малявка странно на нее смотрит. Ну она еще ребенок. Завидует, наверное. Не всем же быть такими красивыми, как я. Или как Перчинка, хотя бы.
Ровно через два с половиной дня от ухода первого проигравшего в фойе заработал механизм жеребьевки.
«Бицепс».
В это время он сам был на кухне и поглощал огромную тарелку винограда. Брал горстями и, смачно пережевывая, громко глотал.
– Бицепс, там твое имя! – крикнул из холла Медведь. – Интересно, что они для тебя подготовили, бро.
Бицепс лучезарно улыбнулся в камеру, вмонтированную в холодильник. Он как раз собирался поставить туда блюдо с виноградом. Как вдруг - и камера выделила это крупным планом - на дне, под остатками ягод, он заметил записку.
«Виноград отравлен. У вас три часа на поиск противоядия. Дальнейшие инструкции в кладовой».
Никто не понял, почему он вдруг так бросил блюдо, что оно разбилось о пол, и виноград разлетелся в разные стороны. А сам Бицепс рванул в кладовку.
Первая к разбитому блюду подскочила Сахарок. Она подняла записку. По мере чтения ее глаза расширялись от неверия. Она громко зачитала нам послание.
Телеэкраны вновь объявились из своих укрытий. Каждый показывал свой ракурс. Некоторые брали только крупные планы.
Капли пота на лбу. Дрожь, из мелкой превращающаяся в крупную, по мере того, как Бицепс понимал – самому противоядие ему не сделать, а помочь некому. Он не силен в химии, биологии и что, черт возьми, там еще нужно?