Красивые лица
Шрифт:
– Что мы делаем в подвале? – спросила я Меланхолика.
Сразу после завтрака он потащил меня вниз. Я сильно нервничала. Сегодня должна была быть жеребьевка. Могло выпасть мое имя, а я в это время в подвале брожу не понятно зачем.
– Мы идем к выходу.
– Но зачем?
– Ты до сих пор не поняла? – он резко развернулся ко мне. – Этот дом – ловушка. Живым и в здравом уме отсюда не выбраться. Чем раньше ты покинешь дом, тем лучше для тебя. Ведь у тебя есть родители. У единственной
– Почему это так важно?
– Отсутствие родных, семьи – главный критерий отбора. Чтобы тебя никто не искал.
– Где-то я уже это слышала.
– Все, что здесь происходит – реально. Знаешь, как наши… Участники первого сезона расшифровали аббревиатуру «Д.О.М.»? Дом Отчаянных Молитв.
– А как на самом деле «Д.О.М.» расшифровывается?
– Дмитрий, Олег, Матвей. Три брата – основателя. Старший – Дмитрий – владелец деревообрабатывающей фирмы. Весь лес вокруг дома – его. Олег – основатель и креативный директор фирмы «Система». Новинки шпионского оборудования для массового пользования, всевозможные ловушки, капканы. Все испытания в доме – придумывает он.
Мы уткнулись в стену, и Меланхолик замолк. Он прощупал стену и попросил помочь открыть дверь. Она не была тяжелой. Но новое помещение, в которое мы попали, мне совсем не нравилось. Мрачно-зеленоватое освещение. И сырость.
– А младший?
– Что?
– А младший – Матвей?
– Владелец телеканала и главный продюсер этого шоу.
– Понятно.
– У них нет семей: жен, детей. Вряд ли есть подружки. Десять лет они конструировали этот дом. Сейчас их труд окупился сполна.
– За счет чего? Я думала, здесь только траты. Посмотри на эту махину! Это ж не дом. Это целый особняк. Или даже дворец!
– Ты ошибаешься. Траты значительно меньше прибыли. Дизайнерская одежда, эксклюзивная мебель, первоклассная еда – все это реклама поставщиков и спонсоров.
Одежда.
– Сегодня же будет маскарад! – вспомнила я.
– И что?
Я поразилась его безразличию.
– А то. Получается, мне ты помогаешь сбежать, а как же остальные?
Из-за угла появился Смерч. Меланхолик пропустил мой вопрос мимо ушей и радостно почесал пса за холкой.
– Меланхолик, - громко окликнула я, - нечестно спасаться вдвоем. Если тут так опасно, как ты говоришь, то мы обязаны помочь другим.
Он плавно выпрямился и посмотрел на меня. Пристально и раздраженно.
– И почему в этот раз меня можешь видеть ты, а не какой-нибудь умный взрослый человек?
– Стоп, стоп! – вспыхнула я, задетая за живое.
– Я не дура.
– А я это и не утверждал.
– И что значит, могу тебя видеть?
– Пораскинь мозгами, мелочь.
– И ты туда же. Все упрекают меня мои возрастом, снобы старые.
Парень несколько минут молча изучал меня. Губы поджал. Размышлял, наверное, что со мной делать.
– Ты не смотрела
– Мне родители не разрешали.
– А второй?
– Часть одной из последних серий.
– То есть ты ничего не знаешь.
– Чего не знаю?
Он посмотрел себе за спину. Ласково потрепал пса и позвал:
– Пойдем, познакомлю тебя с Белозубым.
– С кем?
– Аля, - не выдержал парень, - просто иди за мной.
Хорошо. Я сдалась. Без особого энтузиазма поплелась за ними – Меланхоликом и Смерчом.
Мы прошли небольшой подкосившийся тоннель и вышли к бассейну. Теперь понятно, откуда сырость и зеленоватые оттенки – отсвет от плиток. Но вот откуда мерзкий гнилой запах? Я огляделась по сторонам. Грязновато, не более.
– Он наполнен черной икрой.
– Почему ее не уберут, она вся скисла.
– В доме проведена вентиляция, вытяжки и кондиционеры плюс ароматизаторы воздуха. Почему не убирают? Потому что любят смотреть.
Парень подвел меня ближе к краю бассейна. Не знаю, какой он глубины и кто его делал. Но даже в таком виде, он шел не вниз, а вверх. То есть край его был мне по грудь.
– На что смотреть? И кто любит?
– Братья – основатели. На что? Приглядись.
Я как могла напрягала зрение, но тщетно. Тогда Меланхолик вздохнул и подошел к бортику с другой стороны.
– Смотри! – велел он.
И, Боже мой, я увидела.
У меня перехватило дыхание.
Сжало глотку.
Спазм.
И без особых усилий весь завтрак выплескался на пол рядом с бассейном.
Меланхолик равнодушно наблюдал мои мучения. Помочь не стремился. Утешить – нет. Успокоить – нет. Ни одного доброго слова. Девушке при нем стало плохо, а он молча наблюдал.
– Извращенец, - прошипела я, вытирая рот тыльной стороной ладони.
– Я хочу тебе помочь, - вздохнул Меланхолик. – Кто-то должен все это прекратить. Три сезона. Полтора года. Тридцать человек. Включая пока живых, всего двенадцать – живы. Они любят извращенную смерть, им нравится смотреть. Не обращала внимания, как только погибает участник, минут десять его фотографируют камеры с разных ракурсов.
Я уставилась на парня снизу вверх и не верила своим глазам. И ушам тоже. Он утверждал, что все здесь настоящее, никаких подделок. И тело в бассейне с черной икрой – тому подтверждение.
– Как он, - я кивнула на бассейн, - там оказался?
– Это Белозубый со второго сезона. Он был тщеславным малым. Как и все, верил в свою победу. Считал себя элитой. Строил из себя «золотого мальчика». Ему предложили съесть всю эту икру. Черная икра осетра. Куда элитнее?
– И чт-то с ним случилось?
– А ты не видишь? Захлебнулся. Если тело остается в хорошем качестве, а не разрублено на мелкие куски, то они его не убирают. Им нравится смотреть. Комнаты закрывают. Подстраивают температуру, и гниение замедляется.