Красная ртуть

Шем Айдын

– Я пытался снизить ему оценку по поведению, но его неожиданно для меня выбрали в школьный комсомольский комитет, и все прежние его грехи тем самым оказались покрытыми. Теперь же он будет осторожен, а ведь все происходит на глазах всей школы, так что, сами понимаете, руки у меня связаны! – Ефим Яковлевич не сомневался в понятливости собеседника.

Директор школы беседовал с представителем госбезопасности в совершенной уверенности, что найдет полное взаимопонимание. Ефим Яковлевич был не чужой в органах человек. В войну по комсомольской путевке он попал на работу в СМЕРШ (карательная организация «Смерть шпионам»), но не был оставлен в органах, так как по незнанию женился на красавице Лоре, отец и мать которой были расстреляны в тридцать

седьмом. Кто бы мог подумать, что Лорочка жила когда-то в Биробиджане и что в Ташкент ее привезла тетя только в начале войны! А ведь ему она говорила, что осталась сиротой в младенчестве еще в гражданскую! Как он мог ей поверить! Но она красива и он любит свою Лорочку, тем более что прошлое уже не исправишь – так успокаивал себя Ефим Яковлевич. Он, посетивший после окончания войны эвакуировавшуюся в Ташкент родную маму, привез в Киев, не спросившись начальства, молодую жену, статную, на голову его выше, с длинной каштановой косой. Через месяц его демобилизовали. Ну, да ладно, тянул бы сейчас лямку где-нибудь в особом отделе размещенной черт знает в какой глуши дивизии. Ох, только бы быть уверенным, что Лорочка вышла за него по любви, а не по совету тетки, узнавшей, что проворный молодой сын ее соседки является сотрудником госбезопасности, и, следовательно, это замужество покроет неблагополучную биографию племянницы…

Старший лейтенант Иванов был человеком проницательным. Он догадался, что бдительный директор школы имени Сталина имел когда-то отношение к органам, в которых он сам имеет честь служить. Поэтому, выслушав директора, он не разыграл возмущение необоснованным доносом, не прогнал незваного посетителя, а сухо ответил:

– Если мальчик учится на отлично, то он должен получить медаль.

– Да, но отец его осужден советским судом как враг народа! – воскликнул директор.

– Вам известны слова товарища Сталина, что сын за отца не отвечает? – чекист строго посмотрел прямо в глаза Ефима Яковлевича.

Ефим несколько растерялся.

– Да, но…

– Если у вас есть возражения, я готов вас выслушать, – офицер госбезопасности не сводил холодного взгляда голубых глаз с растерявшегося Ефима.

– Нет, нет! Какие могут быть возражения! Я только хотел…

– Что вы хотели?

– Нет, нет! Все понятно. До свидания! – и Ефим поспешно покинул здание.

– Вот сволочь! – вслух произнес Иванов, достал из портсигара папиросу и нервно закурил. Почему-то ему всегда были неприятны встречи с непрофессионалами, которые, тем не менее, носом землю роют, желая кому-то напакостить. Если усердствует службист, то это его прямой долг. Если привлеченный к заданию секретный сотрудник проявляет рвение, даже сверх меры, то это тоже надо принимать как должное. Но когда вот так, тем более в отношении к еще даже не вступившему в самостоятельную жизнь молодому человеку…

С той поры комендант Иванов, который отнюдь не был, вообще говоря, сочувственно настроен к крымским татарам, делами которых его обязали заниматься, заинтересовался этим юношей из десятого класса. И когда пришла на очередную регистрацию в комендатуру мама Камилла, он сказал ей:

– Директор школы номер двенадцать приходил ко мне жаловаться, что ваш сын отличник и претендует на медаль.

Женщина, не ожидающая от работника МГБ ничего хорошего, только устало пожала плечами:

– Ну и что?

– Я объяснил ему, что никаких препятствий к получению вашим сыном награды за отличную учебу не имеется.

– Спасибо, - с той же усталой безучастностью ответила женщина.

Однако по дороге домой ее охватило вдруг волнение. Она знала, что сын ее уже известен в городе как один из лучших учеников, разговоры ее знакомых на эту тему всегда вызывали в ней чувство гордости. Тем не менее, о медали, которую может получить ее сын, она никогда особенно не задумывалась, разговоры на эту тему пролетали мимо ее сознания. «Какие награды могут быть для нас, для членов семьи Афуз-заде»,

думала она, сознавая положение отверженности, в котором всегда обитают семьи политзаключенных. Хорошо еще, что не посадили ее саму, не отправили в колонию детей. Какие там медали! И вдруг этот разговор с комендантом Ивановым заставил ее пристальнее задуматься о возможности получения сыном высшего школьного знака отличия. Нет, ей не нужно было быть обласканной этой властью, она хорошо знала облик тех, кого эта власть приближала к себе. Не приведи Аллах! Но, может быть, медаль облегчит жизнь мальчика, позволит ему свободно выбрать себе специальность? Ее сослуживицы много говорят о льготах, которые, якобы, имеют медалисты…

Мама вечером рассказала Камиллу о поступке школьного директора, и на следующий день Камилл удалил Ефима Яковлевича с общешкольного комсомольского собрания. Точнее, пытался удалить, но после некоторых демонстративных заявлений милостиво позволил директору остаться! Хе-хе!

Вот как это было.

Камилл, как член комсомольского бюро и как председатель школьного ученического комитета должен был вести сентябрьское собрание, первое в начавшемся учебном году, так как накануне попал в больницу с приступом острого аппендицита секретарь школьной организации Дима Балыкин. Директор школы сидел в переднем ряду и недовольно смотрел, как за стол президиума собрания поднялся этот Афуз-заде и предложил членам бюро занять места за столом и, кроме того, выбрать рабочий президиум из двух человек.

– Из трех человек, - послышался вдруг голос Ефима Яковлевича. В другое время он, ожидающий обычного приглашения за стол президиума в качестве одного из обязательно выбранных, смолчал бы. Но сейчас ему хотелось вмешаться, чтобы подчеркнуть неправильное ведение собрания этим Афуз-заде.

Камилл вскользь глянул на директора и безадресно произнес, что согласно принятой в прошлом году в школе процедуре рабочий президиум избирается из двух человек, но он готов поставить на голосование другие предложения.

– Предлагаю избрать трех человек, - раздраженно повторил с места Ефим.

У Камилла, который помнил о вчерашнем посещении директором коменданта Иванова, закипало в душе возмущение, но он опять же безадресно произнес:

– Предлагают только члены комсомола, - и оглянул зал. Его товарищи, члены бюро, между тем рассаживались рядом с ним.

Директор чувствовал себя уязвленным. Он поднялся с места и, повернувшись лицом к аудитории, произнес:

– Коммунисты школы на партийном собрании избирают рабочий президиум из трех человек. Я предлагаю и вам следовать примеру ваших старших товарищей.

Камилл был возмущен и он принял вызов. Едва сдерживаясь, он повторил:

– Товарищи, предлагают только обладатели комсомольских билетов!

Потом, старательно сохраняя иезуитскую мягкость в голосе, обратился к директору:

– Ефим Яковлевич, а вас комсомольское бюро на собрание, между прочим, не приглашало, – и, увидев разъяренное лицо директора, обратился к сидящим за столом товарищам:

– Предлагаю общим голосованием решить вопрос о возможности присутствия Ефима Яковлевича на нашем собрании. Не возражаете?

Товарищи Камилла были ошеломлены его действиями, но так как в бюро были все свои, лучшие ребята, то никто не возражал против порядка ведения собрания Камиллом, тем более что тот действовал по уставу, который предусматривал присутствие не-комсомольцев только по решению бюро или всего собрания.

Не приходилось сомневаться, что зал подавляющим большинством проголосовал бы против присутствия директора – ведь это так ново! Ситуация становилась для Ефима крайне нежелательной. Одно дело, если предложение удалиться исходит от одного наглого ученика, и другое, если за изгнание директора голосует весь коллектив – это катастрофа! К счастью для директора, сообразительная молодая учительница географии, член комсомола, сидела возле дверей. Она тихо выскользнула в коридор и сразу же вошла в зал: