Красная Шапочка. История одного расследования
Шрифт:
— И что в этих папках особенного? — решил прикинуться непонятливым перед скарабеем инспектор, дабы скрыть свою заинтересованность.
— А то и особенное, что ничего особенного. Никаких дебошей, никаких подозрений в умничанье или эльфийском происхождении, никаких порочащих связей и несознательных высказываний, ничего. Только констатация отсутствия. Не тебе ли знать, что за этим может крыться. Вполне может статься, что если копнуть глубже, то может открыться такое, что все мной перечисленное покажется детскими забавами, — ответил ему хранитель и ехидно заскрежетал, давая понять своему гостю, что его фокус с придурью по каким–то причинам не удался.
— Кто–нибудь этим еще интересовался? — спросил Бегемот, отдавая документы и собираясь уходить.
Этот вопрос, похоже, доставил скарабею особое удовольствие и он на прощанье решил по полной поиздеваться над инспектором.
— А как же. Все, как положено в подобных случаях. И о тебе спросят. Можешь в этом не сомневаться. Кстати, никак не могу тебя унюхать, — валерьянка дух
Бегемот бросил на Клио злой взгляд и пошел прочь, не сочтя нужным поблагодарить за содействие или попрощаться. День уже не казался ему таким светлым, как с утра, и теперь можно было показаться на глаза шерифу. Хуже от этого уже не станет, а какая–нибудь рутинная работенка может и отвлечь от неприятных мыслей. К тому же расследование теперь переместилось на ночное время, когда он не занят исполнением своих служебных обязанностей. Все три интересовавших Эрнесто лица относились к «хламырной» части общества и вели преимущественно ночной образ жизни. В это время суток Бегемот и собирался проследить за ними, предполагая обнаружить то, что могло послужить поводом для тройного убийства. Никто из троицы ни внешне, ни по характеру не подходил на роль жестокого и холоднокровного убийцы, но это еще ничего не значило. В жизни каждого из них могло быть нечто такое, что перевернуло бы все с ног на голову. Ведь, в конце концов, и Рапунцель, и эльф розового куста, и Нестор Долгописец куда–то исчезали с поразительной регулярностью.
10
Для того, чтобы стать «хламырной» особью, мало было родиться в знатном и обеспеченном семействе. Тем более, никого не интересовало количество извилин в твоей голове, если, конечно, оно не превышало допустимые пределы. Даже эпатажем, вроде выставленных на всеобщее обозрение гениталий или цитирования с огромным трудом заученных заумных фраз, можно было удивить разве что какого–нибудь случайного неофита. История собственной жизни, драматическая или, на крайний случай, мелодраматическая, желательно с каким–нибудь впечатляющим концом, — вот что действительно ценилось в «хламырном» обществе. Вот за что лесной бомонд готов был отдать какому–нибудь популярному литератору целое состояние, и таки отдавал. Статья в газете, развернутое «интервью» в глянцевом журнале, — и все, несколько дней ты на гребне популярности. А больше и не надо, — дальше все идет само собой, по хорошо отлаженной схеме. Очередной счастливчик получает в безвозмездное пользование свою порцию уважительных приветствий и ехидного перешептывания за спиной. И величина этой порции зависела только от мастерства того, кто написал статью или «взял» интервью. Но даже в этом, казалось бы, разработанном до мельчайших подробностей и поставленном на поток процессе нашлось место для гения, на этот раз, в отличие от Папы Бубы Карло, непризнанного. Даже клиенты этого великого мастера предпочитали не распространяться о сделанном ему заказе и не вникали в тонкости его практически не дававшей сбоев технологии. Их интересовал только конечный результат, за который они платили приличную цену. Получив его, они тут же спешили забыть о том, кто проложил им путь в круг избранных. Такому положению дел было два весомых объяснения: одно — для самого гения по имени Микки, другое — для всех остальных. Наличие двух разных точек зрения уже само по себе было необычным явлением в обществе, привыкшем ценить только плоды, взращенные усилиями коллективного разума. Но, обо всем по порядку.
Во–первых, Микки, в отличие от своих конкурентов, никогда не печатался ни в одном из лесных изданий. Все свои истории он писал тайком и больше для стройности мысли при последующих действиях. Он сделал ставку на игнорируемое в «хламырной» среде устное народное творчество, в просторечье называемое слухами. Сотворив очередную заказную историю, Микки приглашал к себе в гости парочку лесных сплетников и в процессе употребления горячительных напитков по большому секрету излагал ее со всеми пикантными подробностями. Когда на следующий день благодарные слушатели являлись на опохмел, а заодно и уточнить кое–какие упущенные подробности, гений, не скупясь, наполнял их чаши, но всячески избегал разговоров на заданную им самим тему, добиваясь этим максимального эффекта. Спустя несколько дней «тайна» становилась достоянием широкой общественности и дополнялась новыми красочными описаниями, иногда впечатлявшие даже самого, не обделенного фантазией, автора. А потом приходил черед «впечатляться» и самим героям историй. Ведь результат, как правило, значительно превосходил все их ожидания и тот, который обычно достигался самыми известными профессиональными литераторами. И если бы эти признанные труженики пера хотя бы подозревали о деятельности Микки, не миновать бы ему публичной обструкции, а то и массового народного гуляния. Но, как уже было сказано выше, те, кто мог приоткрыть завесу над тайной, предпочитали поскорее забыть о самой тайне. Все дело в том, что в этот момент и вступало в силу второе обстоятельство, куда более весомое, чем первое.
Микки был эльфом. И на этом можно было бы ставить точку, если бы не еще одна странность, — Микки был единственным признанным в лесу эльфом. Он был эльфом, который состоял
Однажды гениальному скульптору Папе Бубе Карло пришла в голову навязчивая идея сотворить нечто совершенно необычное, нечто, воплотившее в себе самые противоречивые вещи. Ему захотелось создать что–то такое, чему невозможно было найти никакого логического объяснения, и нелогического тоже. Как водится, проект будущего шедевра родился в голове гения совершенно неожиданно, во сне, и не имел ничего общего с теми многочисленными вариантами, которые он уже успел перебрать. А главное, этот проект оказался удивительно простым в воплощении, что только подтверждало его гениальность.
Вскоре в «отстойной» части леса был высажен огромный розовый куст, усеянный великолепными желтыми розами. Потом был объявлен конкурс на замещение должности эльфа розового куста с очень приличным окладом, даже по хламырным меркам. Требование к конкурсантам выдвигалось только одно, — эльфийское происхождение. Сам конкурс вошел в историю как единственный случай, когда не только многие эльфы в первый и последний раз открыто заявили о себе, но и кое–кто из сознательных обитателей леса, не устояв перед соблазном, решился на совершенно немыслимый поступок, — объявил себя эльфом. Стоит ли удивляться, что транслировавшийся в прямом эфире конкурс впоследствии был признан лучшим шоу года, оставив далеко позади даже «берлогу-2». Каждый вечер среднестатистическая лесная семья спешила к экранам телевизоров, чтобы всласть поехидничать над мнимыми «ежиками», «пуделями» и «канарейками», и посочувствовать незадачливым «эльфам». И что самое удивительное для подобных зрелищ, это то, что победитель был выбран практически единогласно. Микки был единственным и неповторимым в своем роде конкурсантом. Он выбрал уникальную тактику поведения, практически до упора прикидываясь коренным лесным жителем, который пытается выдать себя за эльфа. И только под самый конец он наглядно доказал свое истинное происхождение, сотворив самую настоящую сенсацию. Так Микки получил прибыльную должность, а заодно стал знаменит.
Но с тех пор прошло много времени. Розовый куст разросся и своей дивной красотой подчеркивал всю убогость окружающего его «отстоя». А эльф давно расстался со своей былой славой и в свою очередь своим невзрачным видом подчеркивал гениальную иррациональность композиции: «отстой», розовый куст и эльф. Произошло то, чего и добивался автор, — никто из лесных обитателей не смог связать воедино три составляющих его творения. Но даже Папа Буба Карло не мог себе представить, какое применение его работе найдут эти самые обитатели.
Если автор совместил в своей композиции несовместимые вещи, то лесные жители стали использовать розовый куст в самых противоречивых целях. Именно лужайка вокруг куста стала излюбленным местом для совокуплений, извращений и других неприглядных проявлений скрытой стороны жизни леса. Может быть, причиной тому был насыщенный аромат цветов, провоцировавший на неадекватные действия, а может, распространенное в определенных кругах презрение к высокому искусству, но, как бы там ни было, каждую ночь Микки становился невольным свидетелем самых омерзительных поступков. В конце концов, проклятие несовместимости поглотило самого Микки. Он возненавидел свою работу, но был не в силах отказаться от нее. Он напивался до непотребного состояния и пытался спрятаться от окружающей пошлости в нежных розовых бутонах, а, протрезвев, первым делом спешил упрятать изломанные ветки. Он ночь напролет блевал от вынужденного созерцания всякого рода гадостей, а утром с вдохновением принимался за написание очередной заказной истории, используя накопленный ночной опыт. И так продолжалось многие годы, пока внутри Микки что–то не сломалось, и он не превратился в самодостаточное творение злого гения, вылепленное из нереализованности и недосказанности. Постоянное состояние двойственности полностью разрушило внутренний мир эльфа, не справившись только с его непревзойденным разумом. И этот разум, выстояв в изнурительной и жесточайшей борьбе за право быть, когда натиск ослаб, сам перешел в наступление на все, что оказывалось в роковой близости от него. И с этого момента уже не Микки пользовался им, а разум использовал тело эльфа, направляя его туда, где мирно дремала очередная, ничего не подозревающая, жертва. И когда смерть с благодарностью принимала очередной дар пресыщенного разума и сливалась с ним воедино, над лесом лилась Песня Роз, холодящая кровь и приводящая в ужас каждого, кто имел несчастье ее услышать.
Все тайное остается тайным лишь потому, что никого по настоящему не интересует. Чаще всего причиной является страх, гораздо реже — презрение. Именно второе долгое время помогало Микки проворачивать свои дела незаметно для остальных. Даже отчеты о непосещении им тех мероприятий, на которые его приглашали, составлялись сугубо дятлами, и только для проформы. На что рассчитывал Эрнесто, занявшись тщательным изучением личности эльфа, трудно представить. Скорее всего, он стал свидетелем одного из гнусных дел Микки, и тут же в нем разочаровался. Но для того, чтобы понять это, инспектору Бегемоту еще предстояло повторить путь волка и собственными глазами увидеть очередной шедевр извращенного разума. Надо отдать должное эльфу, — показанный им спектакль не позволил Бегемоту ни на секунду отвлечься от развивающегося у него на глазах сюжета, несмотря на всю его омерзительность и жестокость.