Красноармеец Горшечников
Шрифт:
Гарька принялся обшаривать комнату. Приподнял подушку, заглянул под узкий топчан, аккуратно застеленный серым солдатским одеялом. Над кроватью на гвозде висела деревянная вешалка с подплечиками, сейчас пустая. Самое интересное, несомненно, скрывал сундук, однако ключа к висячему замку нигде не было. Гарька задумчиво положил руку на железную печку и удивился: металл оказался тёплым. Он наклонился, открыл дверцу.
– Смотри, зола!
– На то и печка, - рассудительно сказал Ромка.
– Кто же летом топит?
– Рукоятью шашки Гарька поворошил
«… принимаем ваши условия. Однако должны предупредить: в дальнейшем повышение денежного содержания вам придётся отрабатывать более рьяно. Товарища своего вы убили не из стремления помочь Нашему Делу, а только лишь из опасения перед человеком, по вашей же собственной неосторожности ставшим свидетелем вашей встречи с Квирреллом; вменять себе в заслугу то, что вы от него избавились, по меньшей мере…»
Гарька был ошеломлён тем, как внезапно и решительно подтвердились их подозрения.
– Осторожно, рассыплется.
– Ромка вынул из нагрудного кармана карточку мордастой Теды Бара (на вкус Гарьки барышня Попорыкина - и та была лучше), плюнул на оборот и, размазав, прилепил поверх хрупкий листок.
– Ещё бы сверху прикрыть, - сказал он, полюбовавшись делом своих рук, - но ничего, сойдёт. Попался товарищ Нагинин.
– Может отбрехаться - ни подписи, ни фамилии, и кому адресовано, тоже непонятно - верх письма сгорел.
– Всё равно, неосторожно он… Надо открыть сундук.
– Как? Ключа нет.
– Перебей дужку выстрелом.
– Срикошетит тебе в голову.
– Тогда давай спустим сундук в сад, там вскроем, а потом втащим обратно.
Пока Гарька размышлял над предложением, Улизин раскрыл чемоданчик, вытащил моток изолированного провода и продел в ручки-скобы сундука.
– Берись и потащили, - сказал он деловито.
Они доволокли сундук до окна и только собрались перевалить его через подоконник, как внизу пронзительно вскрикнули.
Гарька выглянул в окно. На него испуганно смотрела женщина в низко повязанном платке.
– Ой, лышенько! Воры!
– Она подобрала подол, готовясь бежать.
– Стоять!
– рявкнул Гарька.
Женщина присела.
Что делать? Гарька вспотел, представив, как Север сызнова чихвостит его за угнетение мирного населения. Потом вообразил реакцию Нагинина на вторжение - тут ему поплохело по-настоящему.
– Мы, дамочка, електрики, - нашёлся Улизин.
– Провод тянем. Будет у вас електрический свет.
– В доказательство своих слов он вывесил из окна конец провода с привязанной к нему «лимонкой».
– А чего ж лампа не горит?
– Женщина потрогала провод.
– Ничего тут удивительного нет: отсырело електричество!
– бойко сказал Ромка.
– Дождь-то какой! Вот сухо станет, тогда можно будет включить.
– Он подхватил чемоданчик, толкнул окаменевшего Гарьку, и оба вымелись на улицу.
– Пронесло!
– выдохнул Горшечников.
– Ловко ты нашёлся.
– Известное дело, - отвечал Улизин.
– Когда вращаешься среди таких
– Давай. Тянуть нельзя. Хозяйка опомнится и вмиг сообразит, что мы за электрики, а там - сундук стоит под окном, золу разворошили… Неприятностей не оберёмся.
Болотова на месте не оказалось. Дежурный чекист предложил изложить суть дела в письменном виде, но Гарька отказался, сказав, что непременно должен поговорить с председателем Чека с глазу на глаз. Дежурный пожал плечами и предложил поискать во Дворце труда.
– Вот что, Ромка, ступай на квартиру… чемодан тоже забери. Если комиссар будет меня спрашивать, соври что-нибудь - что до ветру пошёл или в саду сплю. А то влетит нам за самовольную отлучку. Найду Болотова, отдам ему письмо и вмиг вернусь.
Улизин кивнул, подозвал извозчика. Пролётка загрохотала по мостовой; Гарьку высадили у Дворца, Ромка покатил дальше.
На бывшей клумбе соорудили трибуну из старых ящиков, с трибуны товарищ Тонька читала из свежих, июльских «Окон РОСТА»:
– Если жить вразброд,
как махновцы хотят,
буржуазия передушит нас, как котят.
Что единица?
Ерунда единица!
Надо
в партию коммунистическую объединиться.
И буржуи, какими б ни были ярыми,
побегут
от мощи
миллионных армий. * 24
– Добрый день, - поздоровался Гарька с секретарём окружкома Персиковым, серьёзным молодым человеком в очках.
Товарищ Тонька познакомила их мимоходом, и Горшечников сомневался, что секретарь его вспомнит, но память у Персикова оказалась хорошая. Гарька хотел уже спросить о председателе Чека, как тот показался на лестнице. Гарька шагнул вперёд и остановился: рядом с Болотовым шёл Нагинин.
Возле импровизированной трибуны они остановились послушать, вытащили папиросы. Тонька увидела Горшечникова и, не прерывая декламации, помахала ему рукой. Нагинин оглянулся. Гарька стал с преувеличенным интересом разглядывать плакат на заборе. На плакате красноармеец в будёновке тыкал штыком в несимпатичного господина с зелёной рожей и красными глазами, чем-то неуловимо напоминавшего атамана Безносого. Надпись внизу гласила «Сокрушим гидру мирового империализма!»
Дочитав, Тонька сбежала с трибуны. Она немного запыхалась, щёки горели румянцем. Несколько пожилых евреев в шляпах и глухих сюртуках, с завитыми пейсами, взирали на неё скорбными библейскими очами.
– Читаешь не хуже Маяковского, - с одобрением сказал Тоньке Персиков.
– Ты скажешь! Вот бы он приехал, выступил…
– Пока что сами обойдёмся. Это кто такие?
– секретарь покосился на ветхозаветную группу.
– Члены еврейской духовной коллегии. Просят перенести субботник для евреев на другой какой-нибудь день.
– Вот ещё новости!
– рассердился секретарь.
– Гони их отсюда.
– А что сказать?
– Пускай присылают евреев небогомольных. Молодые пусть приходит. Мы их в комсомол примем.