Красное море под красным небом

Линч Скотт

— И об этом я думала. Или сильный удар в чувствительное место под мышкой…

— И рывок за руку, да. Тогда пришлось бы…

— Но я не доверяю этому приему против такого крупного противника; равновесие недостаточное, если только…

Дракаста громко кашлянула, Эзри с Жеаном тут же смущенно замолчали.

— Вы солгали мне насчет Джерома, Ревелл. — Она взяла свой оружейный пояс и с громким щелчком вложила обе сабли в ножны. — Он не наемный агент. Он друг. Он отказался остаться на корабле, когда вас выбрасывали в море. Друг, которого вы защищали,

хотя я предупредила, что для вас это означает смерть.

— Умно, — сказал Локки, чувствуя, что слегка краснеет. — Так вот из-за чего все это?

— Более или менее. Мне нужно знать, что вы за человек, прежде чем решать, что с вами делать.

— И что вы решили?

— Вы отчаянны, тщеславны и очень умны, — ответила она. — Жертва иллюзии, что ваши уклонения от истины убедительны. И готовы глупейшим образом умереть ради друга.

— Да, — сказал Локки, — пожалуй… за годы я привык к этому уродливому куску плоти. Означает ли это, что мы отправляемся назад в трюм или в открытое море?

— Ни то, ни другое, — сказала Дракаста. — Вы отправляетесь на бак, где будете есть и спать с остальным экипажем «Красного вестника». Позже в свободное время я сорву с вас одну ложь за другой. А пока с меня достаточно сознания, что, получив возможность присматривать за Джеромом, вы будете вести себя разумно.

— И кто же мы? Рабы?

— На этом корабле нет рабов, — с опасной ноткой в голосе ответила Дракаста. — Однако ослов мы используем.

— А я-то считал, что лгу убедительно.

— Запомните, — сказала Дракаста. — Ваш мир состоит из нескольких дюймов палубы, на которых я позволяю вам жить, и вам еще очень повезло, что у вас есть эти дюймы. Мы с Эзри объясним ситуацию всем вам на палубе.

— А наши вещи? Документы, я имею в виду? Личные бумаги? Золото можете взять себе…

— Взять себе? Вы серьезно? Какой удивительно щедрый человек, а, Эзри? — Дракаста носком сапога захлопнула крышку сундука Локки. — Будем считать документы залогом вашего хорошего поведения. Мне не хватает чистого пергамента, и у меня двое детей, которые недавно открыли для себя возможности чернил.

— Сказано очень понятно.

— Эзри, тащи их на палубу и сними наручники. Действуем так, словно нам очень важно вовремя оказаться где-то.

2

На баке их встретила усталая женщина средних лет, невысокая, широкоплечая, с ореолом белых, в палец длиной волос, обрамлявших — лицо, которое, видимо, много лет непрерывно хмурилось. Ее широкопосаженные хищные глаза постоянно двигались, как у совы, не способной решить, то ли ей скучно, то ли она голодна.

— Стоило поискать где угодно, и нашли бы что-нибудь получше этого жалкого сброда, — заявила эта женщина без предисловий.

— Ты могла бы заметить, что в последнее время призы не идут косяком.

Замира переносила манеру держаться женщины очень спокойно; очевидно, они были знакомы очень давно.

— Что ж, коли просишь изготовить веревку из потертой пеньки, не вини веревочного мастера, если она порвется.

— Я

ни в чем тебя не виню, ученая. Обычно после этого все неделями не находят себе места. Сколько?

— Двадцать восемь на баке, — ответила женщина. — Восьмерых пришлось оставить на борту приза. У всех сломаны кости. Перемещать их опасно.

— До Порта Расточительности доживут?

— Если доживет их корабль. И если будут делать, что я велела, то есть…

— Больше мы им сейчас ничем не поможем. Каково состояние двадцати восьми?

— Я уверена, ты слышала, как я назвала их жалким сбродом; не потому, что их жалко, а потому что они жалкие негодяи. Я могла бы использовать множество других чисто технических терминов, но для этого требуется воображение…

— Треганн, мое терпение сравнимо с твоей красотой.

— Большинство все еще страдают от последствий долгого заключения. Скудная еда, недостаток движения и нервное истощение. После выхода из Тал-Веррара их кормили лучше, но они утомлены и побиты. Несколько, на мой взгляд, в приличной форме. Столько же не пригодны ни к какой работе, пока я не разрешу. Не стала бы рассчитывать на них… капитан.

— Я и не собираюсь. Болезни?

— Как ни удивительно, нет, если ты о лихорадке и заразных болезнях. У них много месяцев не было женщин, и большинство родом из Восточного Терина. Как ты знаешь, эти редко обнаруживают склонность ложиться друг с другом.

— Тем хуже для них. Если ты мне еще понадобишься…

— Я буду у себя в каюте, конечно. И пригляди за своими детьми. Кажется, они ведут корабль.

Локки посмотрел вслед уходящей женщине. Одна ее нога издавала громкий деревянный стук, и ходила женщина, опираясь на необычную палку, сделанную из нескольких белых цилиндров. Слоновая кость? Нет… позвоночник какого-то невезучего существа; отдельные позвонки соединены сверкающими металлическими швами.

Дракаста и Дельмастро повернулись к корабельному рулю, двойному, как на «Вестнике». У него сейчас стоял необыкновенно высокий молодой человек, состоящий словно из одних углов. По бокам от него Паоло и Козетта вовсе не трогали штурвал, зато повторяли каждое движение молодого человека и смеялись.

— Мамчанс, — сказала Дракаста, подходя и уводя Козетту от рулевого колеса, — где Гвиллем?

— На сетке.

— Я ему велела присматривать за мальцами, — сказала Эзри.

— Я ему глаза вырву, — сказала Дракаста.

Мамчанс невозмутимо заметил:

— Иногда нужно поссать.

— Нужно поссать, — повторила Козетта.

— Помолчи. — Дракаста оттащила от колеса и Паоло. — Мамчанс, ты отлично знаешь, что их нельзя подпускать к колесу или к бортам.

— Они не трогали колесо, капитан.

— И плясать рядом с тобой, цепляться за ноги или иным путем помогать тебе вести корабль они не должны. Ясно?

— Ясно.

— Паоло, — сказала Дракаста, — отведи сестру в каюту, и ждите меня там.

— Да, — ответил мальчик голосом тихим как шелест бумаги. Он взял Козетту за руку и повел на корму.