Красные и белые. На краю океана
Шрифт:
— Что за счастье увидеть вас! —жмурясь от солнца, воскликнул Виктор Николаевич.
— Нечто подобное вы говорили Каролине Ивановне,— напомнила Феона.
— Больше не говорю.
— Не знаю. Не верю. Каролина Ивановна не скрыла бы от меня этого.
— Женщины редко открывают свои тайны. — Виктор Николаевич умоляюще заглянул в лицо Феоны.
— Кто кого бросил? Вы Каролину Ивановну, она вас?
Дайте мне радость одной-единственной встречи,— сказал полковник, не отвечая на вопрос.
— Чего вы от меня ждете?
•—
— Нельзя.
•— Тогда приходите ко мне.
— А если увидит Каролина Ивановна?
•— Придете или не придете?
— Возможно, приду,— пообещала Феона.
Вечером в камине метался огонь, мохнатые тени таились в углах кабинета, на письменном столе высилась стопочка досье, напоминая Виктору Николаевичу о важных делах, но он не мог заниматься делами. Он ждал Феону. Ожидание оказалось мучительным, полковник то взглядывал на окна, то прислушивался к женским шагам за стеной дома. Время шло, Феоны не было, беспокойство Виктора Николаевича возрастало, от напряженности ожидания заломило в висках.
Феона появилась, когда Виктор Николаевич перестал ждать. Она вошла, легкая и бесшумная, словно тень; полковник трясущимися руками снял с нее дошку. Давно не испытывал он такого нервного возбуждения при виде женщины, и это уже было маленькой наградой за мучительное ожидание.
В зеленых глазах Феоны мелькали искорки, волосы вздыбливались волной, губы улыбались, она была хороша той юной женственностью, для которой мужчины долго подбирают точные слова и не находят их.
— Наконец-то дождался,— заговорил Виктор Николаевич, держа Феону за кончики пальцев. — Проходите, садитесь, будьте как дома.
— Ну вот я и пришла,— сказала Феона, взглядывая на Виктора Николаевича. — Что скажет Каролина Ивановна, если увидит нас?
— Какое мне дело до Каролины Ивановны! Сейчас вы — моя сказка!
•— Сколько у вас было таких сказок?
— Ну зачем знать ненужные вещи, ну зачем? — с ласковым упреком спросил Виктор Николаевич. ^Хотите коньяку?
Феона улыбалась, но молчала.
•— Значит, коньяк?
— Да, коньяк,— согласилась Феона.
— Оставлю вас на минутку. — Виктор Николаевич вышел из кабинета. Феона торопливо придвинула к себе секретные папки, стала перелистывать их, выхватывая из рапортов и доносов знакомые имена и фамилии.
«Дело корабельного мастера Василия Козина»,— прочитала она и, подкинув на ладони папку, швырнула в камин. — «Дело Ильи Щербинина — начальника радиостанции», «Дело старателя Донаурова Андрея». Ах, полковник, вы примеряете петлю на шею моего возлюбленного, а меня тянете в постель...»
Папки придавили было огонь в камине, но языки пламени прорвались из-под них, и рапорты, доносы, письма филеров вспыхивали, скручивались, чернели. Когда загорелась последняя папка, вошел Виктор Николаевич.
— Что вы наделали! — закричал он, подбегая к камину.
— Что я наделала? Сожгла клевету и
— Это преступление, преступление!
— Какое? Перед кем? Уж не перед вами ли? — спросила Феона.
— Вы уничтожили труды многих за долгие месяцы.
— Это всего-навсего похабный труд негодяев! Мне стыдно, что такая грязная стряпня находится на вашем столе.
— Не судите строго работенку филеров, моя милая,—смягчился полковник. — Я занимаюсь такими делами по долгу службы, но, если бы придавал значение доносам, жители Охотска давно бы переселились в тюрьму или на тот свет.
Полковник смотрел в отяжелевшее лицо Феоны, испытывая смущение и не находя слов для продолжения разговора. А хотелось сказать что-то интересное, значительное, вызвать к себе симпатию у несговорчивого сердца девушки.
— Вы любили Каролину Ивановну, сейчас говорите, что влюбились в меня. Нельзя же бесконечно вырезать любовные фестоны из своего сердца,— сказала Феона.
— Да, конечно,— поспешно согласился полковник. — Но я не виноват, что вы затмили Каролину Ивановну.
— Так вы ее разлюбили?
Разве сердцу прикажешь? — Виктор Николаевич забрал в ладонь Феонины пальчики. Феона приподнялась со стула. Опасаясь, что она исчезнет, Виктор Николаевич прислонился к косяку двери.
— Я не могу без тебя, Феона...
— А Каролина Ивановна?
— Отдам тебе все, что имею...
•— А Каролина Ивановна?
— Никто не посмеет сказать о тебе худого слова...
— А Каролина Ивановна?
— Да цропади она пропадом!— взвизгнул полковник.
Дверь распахнулась, на пороге стояла Каролина Ивановна.
По улыбкам женщин полковник понял, что они подстроили это свидание.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Зима пришла в тайгу, как всегда, неожиданно, хотя природа уже приготовилась к встрече ее — стланик полег на землю, кедровки трещали с поразительной грустью, рыхлый снег укрыл грязь, тайга просветлела.
Донауров нервничал: хотелось в Охотск, но задерживал золотоносный участок; единственный серьезный покупатель Елагин еще не возвратился, и Андрей невольно жил мечтами о Феоне.
«В моей душе резцом нерукотворным изваяно прекрасное лицо»,—повторял он строки Камоэнса и спрашивал себя: «Что общего между мною и каторжником? Каторжник постоянно думает о свободе, я — о Феоне».
Как все влюбленные, он преувеличивал достоинства своей любимой и не видел ее недостатков.
Однажды, возвращаясь из тайги, он заметил над своей крышей дымок. Насторожившись, приоткрыл дверь: у камелька неизвестный пил чай. При появлении Донаурова он встал, расправил окладистую бороду.
— Незваный гость как в горле кость, не правда ли?
— В тайге не бывает незваных гостей.
— Алексей Южаков, председатель Горной артели. А вы Донауров?
— Наконец-то мы встретились,—сказал Андрей, напирая на «о» и оканьем выдавая свое вятское происхождение.