Красный корсар
Шрифт:
Не только Уильдер, но и Гертруда, и мистрис Уиллис сразу узнали черты Найтгеда.
— Их шлюпка была слишком нагружена, — произнес Уильдер.
— Вы думаете, что никто не спасся? — спросила мистрис Уиллис невнятным голосом.
— Никто. Эта лодка и то, что на ней, — все, что осталось от «Королевской Каролины».
— Неужели нельзя было предвидеть этой катастрофы? — продолжала гувернантка, пристально смотря в лицо Уильдера.
— Конечно, нет.
— А разве опасность, на которую вы так часто и так таинственно делали намеки, не имеет никакого отношения к тому, что произошло с нами?
— Никакого.
—
— Надеюсь.
— Смотрите! — прервала Гертруда; порывисто опираясь на плечо Уильдера.
— Это корабль! — вскричала радостно гувернантка.
В самом деле, на расстоянии мили можно было заметить корабль, грациозно и свободно покачивавшийся на волнах, с которыми лодка боролась с такими усилиями. Корабль нес только один парус
Уильдер сохранял мрачный и беспокойный вид.
— Теперь, — сказала ему мистрис Уиллис, пожимая его руки, — мы можем надеяться на наше спасение, и тогда, мужественный и благородный молодой человек, мы будем иметь случай доказать вам, какую цену мы придаем вашим услугам.
— Может-быть, не так легко достигнуть этого корабля, как вам кажется. Ураган может помешать нам. Теперь же ветер не таков, чтобы привести нас к нему.
— Они нас видят, они ждут нас!
— Нет, нет, на наше счастье, нас еще не видят. Эти тряпки наших парусов смешиваются с пеной. Они принимают нас за чайку.
— На наше счастье?! — вскричала Гертруда, с удивлением смотря на Уильдера.
— Разве я сказал это? Я ошибся в выражении. Это военный корабль.
— Может-быть, королевский крейсер? Тогда еще больше оснований надеяться на хороший прием. Дайте какой-нибудь сигнал.
— Вы забываете, что у этих берегов часто встречаются враги.
— Я не боюсь благородного врага. Даже пират не отказал бы в приюте женщинам, находящимся в таком отчаянном положении.
Глубокое и продолжительное молчание наступило после этих слов.
— Мы можем стать в положение, которое предоставит нам свободу дальнейших движений, — произнес, наконец, Уильдер.
Его спутницы не знали, что отвечать. Мистрис Уиллис до такой степени была поражена холодностью, с которой Уильдер принимал спасение, что она старалась найти этому какую-нибудь причину и не задавала бесполезных вопросов. Гертруда была удивлена поведением Уильдера, но верила, что, должно-быть, у него есть достаточные основания. Одна Кассандра не сдалась так легко. Она схватила багор, прикрепила к нему незаметно от Уильдера кусок полотна, спасенный при крушении, и минуту или две высоко держала его. Но при виде мрачного, угрожающего лица Уильдера она поторопилась опустить сигнал.
Вслед за этим облако дыма окутало борт корабля, и раздался пушечный выстрел, звук которого был ослаблен встречным ветром.
— Слишком поздно колебаться, — произнесла мистрис Уиллис. — Кто бы ни был этот корабль, друг или враг, нас увидели.
Уильдер ничего не ответил, но продолжал следить за всеми движениями корабля.
— Слишком поздно! — прошептал он, направляя шлюпку к кораблю.
На палубе корабля стоял энергичный человек, отдавая матросам необходимые приказания. Полные волнения и тревоги, Гертруда и мистрис Уиллис были приняты на борт. Уильдер и негритянка следовали за ними, а шлюпка, как лишняя тяжесть, была оставлена на волю волн.
Тогда двадцать
Глава XIX
Прошла неделя. Корабль Корсара, избороздив за это время океан на тысячи миль, ускользая от королевских крейсеров и избегая различных встреч скорее из прихоти, чем по какой-либо другой причине, находился сейчас уже в более мягком климате и в более спокойной части моря.
Экипаж корабля был уже на ногах. Полсотни здоровых матросов висели со всех сторон на снастях, одни — смеясь и перекидываясь шутками, другие — занимаясь работой. На палубе показались три или четыре молодые человека в какой-то морской форме, не принадлежавшей, в сущности, ни одной нации.
Несмотря на господствовавшее на корабле внешнее спокойствие, у каждого из них за поясом был заткнут короткий, прямой кинжал. Один из матросов наклонился над бортом, его мундир распахнулся, и из-под него выглянула рукоятка небольшого пистолета. Но так как между людьми не замечалось и тени недоверия, то наблюдатель мог объяснить все эти предосторожности простой привычкой. Два часовых, мрачные и суровые, одетые, как сухопутные солдаты, свидетельствовали о бдительности, господствовавшей на корабле. Матросы были, несмотря на все эти суровые признаки, совершенно беззаботны, так как, очевидно, давно привыкли к военному характеру судна.
«Генерал» Корсара находился тут же и стоял позади матросов.
Но одного человека можно было отличить от всех окружавших по достоинству, с которым он держал себя, и повелительному, несмотря на спокойную позу, виду. Это был Корсар.
Он стоял один, в стороне, и никто не решался приблизиться к тому месту, которое он избрал для себя. Его острый взгляд скользил по всем частям корабля, иногда останавливаясь на легких и прозрачных облаках, плывших по небу, и тогда лицо его омрачалось. Временами его взгляд становился совершенно суровым. Прекрасные волосы спадали локонами. Пистолеты болтались у пояса его синего мундира с галунами, а сбоку висел турецкий ятаган, легкий и несколько изогнутый, как стилет, с итальянской отделкой.
На корме и мостике, отдельно от всех, находились мистрис Уиллис и Гертруда. Они ни взглядом, ни жестами не выражали волнения, которое они могли бы чувствовать среди этих, стоявших вне закона, людей. Наконец мистрис Уиллис подозвала к себе Уильдера.
— Я сейчас говорила Гертруде, что вон там наше спасение, — сказала она, указывая вдаль, — но бедное дитя очень взволновано и говорит, что не успокоится до тех пор, пока не увидит своего отца. Знакомы ли вам эти места, Уильдер?
— Да, я часто здесь бывал.
— Так, может-быть, вы мне скажете, какая это земля, вон там?
— Земля? — сказал он с удивлением. — Разве показалась земля?
— А то как же? Уже несколько часов раздаются об этом возгласы с мачт.
— Очень может-быть. Мы, моряки, после ночного дежурства многое можем упустить из вида.
Во вгляде мистрис Уиллис мелькнуло подозрение и какой-то безотчетный страх.
— Неужели вид счастливой Америки уже потерял для вас всю свою прелесть? Вы так хладнокровно приближаетесь к ее берегам. Эта любовь к коварной и опасной стихии для меня непонятна.