Красный корсар
Шрифт:
— Действительно ли моряки имеют такую исключительную привязанность к своей профессии? — с жаром спросила Гертруда.
— В этом безумии нас часто обвиняют, — ответил Уильдер.
Гертруда не продолжала разговора и опустила глаза, как бы глубоко задумавшись над этой упрямой привязанностью, которая делает человека нечувствительным к радостям тихой жизни и заставляет увлекаться опасностями океана.
— На корабле прошла большая часть моей жизни, — задумчиво произнесла гувернантка, — это было печальное и несчастное время в моей жизни. В порядке ли
— Конечно, нет!
— Но вместе с тем, насколько я понимаю, вы исполняете обязанности первого лейтенанта с тех пор, как мы были приняты на борт этого корабля.
Уильдер, повидимому, искал слов для ответа.
— Диплом лейтенанта всегда уважается.
— Вы офицер коронной службы?
— Что же другое могло доставить мне это место? Смерть сделала вакантным место на этом… крейсере.
— Но скажите мне, — продолжала гувернантка, — всегда ли офицеры являются среди, своего экипажа вооруженными, как сейчас?
— Это воля нашего командира.
— Этот командир, очевидно, искусный моряк, но в то же время — человек, вкусы и капризы которого так же необыкновенны, как и наружность. Я уверена, что я уже видела его, и притом недавно.
Мистрис Уиллис замолчала и стала всматриваться в спокойное и неподвижное лицо человека, все в той же позе стоявшего вдали от покорного его воле экипажа.
— Давно вы знаете капитана Гейдегера? — спросила она.
— Мы уже встречались.
— Это имя кажется немецким. Я уверена, что слышу его в первый раз. Было время, когда я знала почти всех офицеров королевской службы в этом чине, по крайней мере, хоть по имени. Давно ли его семья обосновалась в Англии?
— Это вопрос, на который он сам сумеет ответить лучше, — ответил Уильдер, заметив приближение Корсара. — Но мои обязанности призывают меня.
Уильдер отошел с недовольным видом. В это время капитан подходил к дамам с утренним приветствием. В манерах Корсара не было ничего, что могло бы пробудить даже самую чуткую ревность. Они были холодны, и он казался озабоченным.
— Вот вид, — сказал он, указывая пальцем на голубоватые очертания земли, — который доставляет наслаждение жителю земли и внушает ужас моряку.
— Разве моряки испытывают такое отвращение при виде стран, где находят удовольствие жить тысячи им подобных? — спросила Гертруда.
— И мисс Грейсон в том числе? — спросил Корсар с улыбкой, показывавшей, что за шуткой скрывалась ирония. — После всего, что вы испытали, я не удивляюсь вашему отвращению к нашей стихии. Но никакое озеро не будет спокойнее этой части океана. Если бы мы подвинулись к югу, я показал бы вам скалы и горы, заливы, холмы, увенчанные зеленью, беспечных рыбаков, хижины, — самую прелестную, мирную картину.
— А я хотела бы привести вас на север и показать вам черные, грозные облака, зеленое, гневное море, скалы, холмы и горы, которые существуют лишь в воображении человека, который тонет.
Было заметно, что воображение Гертруды еще
— Есть люди, которым море не доставляет никакого удовольствия. Мы же имеем здесь свои балы, своих артистов.
— Бал без женщин — удовольствие мало приятное.
— Гм! Мы имеем еще наш театр; фарсы и комедии помогают нам проводить время.
— А вы играете роль церемониймейстера на балах? — смеясь, спросила Гертруда.
— Угодно вам фигурировать в балете? Будет ли мой бал украшен вашим присутствием?
— Я? С кем?
— Вы хотели рассеять наши сомнения насчет вашего уменья развлекаться, — сказала гувернантка.
— Я не отказываюсь от этого намерения.
Корсар повернулся к стоявшему недалеко Уильдеру и проговорил:
— Дамы сомневаются в нашей веселости, мистер Уильдер; пусть боцман свистнет в свой магический свисток и крикнет экипажу: «к развлечениям!»
Молодой моряк пошел отдать необходимые приказания. Вскоре раздался пронзительный свист и вслед за ним грубый голос Найтингеля:
— Гола, все к развлечениям!
Едва раздалась эта команда, как тихие разговоры, слышавшиеся среди экипажа, прекратились, и со всех уст слетел дружный крик. В одно мгновение все оживились. Мачтовые матросы весело бросились по снастям и веревкам. Остальные, менее ловкие, спешили занять удобные позиции, чтобы приготовить своим товарищам развлечения.
Под общие крики и суматоху собралась небольшая группа; это была группа солдат, собранная генералом. Между нею и остальными матросами существовала неприязнь, иногда доводившая их до настоящих столкновений.
Матросы быстро рассеялись по мачтам, захватив с собою ведра, приготовленные на случай пожара. Солдаты пошли на них в атаку, но их быстро окатили водою из ведер.
Тогда они выдвинули взамен артиллерии небольшую помпу, но матросы удивительно ловко с громким хохотом рассеялись по снастям. Промоченные до костей, горя злобой, солдаты затеяли трудное предприятие, решив взобраться на мачты. Вид тяжело и медленно взбиравшихся на мачты солдат произвел на матросов то же впечатление, какое производит на паука вид ползущих мух. Лишь только последний из отряда очутился на снастях, как двадцать матросов бросились на них с марса, чтобы овладеть своей добычей. Два или три смельчака были моментально зашвартованы на месте, не имея возможности сделать ни одного движения.
Остаток отряда был быстро поднят при помощи блоков на мачты.
Среди общего шума один из матросов обращал на себя внимание своим важным и озабоченным видом. Сидя на мачте с такой уверенностью, словно он сидел на софе, матрос этот занимался осмотром пленника, который, переходя из рук в руки, попал к нему.
— Чорт возьми! Мои господа могли бы снабдить этого малого лучшей обмундировкой: на платье дыры!.. Эй, Гвинея! Подбери-ка мне портного и пришли его сюда починить брюки приятелю.