Красный лукум от Сююмбике
Шрифт:
– Да? – Михалыч задумался.
– Мы пукаем плохо. – Открыла глаза Настасья Пална и чуть-чуть порозовела.
– А как она это поняла? И при чем здесь запоры? – оглядел необычно тихую палату Михалыч.
– Если с утра она надела противогаз, значит, она довольна нами, мы выполнили план по газам. По ее плану положено испражняться хотя бы раз в день.
– А-а… Пла-ан, – протянул изобретатель.
– У нее отчетность страдает. За каждый выполненный план ей положена премия или подарочек от главврача, – проскрипела грузная старушка в черном парике с соседней кровати. –
Одуванчик в ответ захихикала, а Михалыч громко загоготал.
Заглянул врач, быстро скользнул глазами по змею, висящему у окна, и растворился, послав воздушный поцелуй всей палате.
– Сююмбике! Ты где? – послышался голос матери.
Маленькая девочка замерла на ветке черемухи. Она нервно дергала длинные косы, которые застряли в ветках.
– Ах вот ты где, девочка моя! Опять залезла на дерево! Не поспела еще черемуха, глупышка, что же ты такая упрямая! Зачем ешь горькие ягоды, живот заболит. Давай спускайся, бабушка приехала! – Мать протянула к Сююмбике руки, но девочка отказалась спускаться.
– Рузалька сказала, чтобы быть счастливой, нужно съесть много горьких ягод! Ее мама ела много черемухи и поэтому нашла себе дядю Бахыта. Он же самый сильный в деревне, я тоже хочу такого мужа! – Сююмбике жевала недоспелую черемуху и морщилась от горького послевкусия.
– Ой, а ты и поверила?! Она хочет, чтобы ты заболела. Так и будет, если не послушаешь! Завидует тебе, а ты слушаешь ее глупости! – нахмурилась мать и снова протянула руки к дочери.
Сююмбике сползла по дереву и прыгнула к матери. В руке она держала маленький букетик черемухи.
– Положим этот букетик в бабушкин сундук, где ее хаситэ, – прошептала Сююмбике. – На счастье. Все мои подружки так поступают. Тогда я буду счастливой женой. Бабушка же подарит мне свое хаситэ, да? – серьезно спросила девочка, теребя свои длинные черные косы, а мама расцеловала ее и пообещала, что обязательно подарит.
Гурьям Потворская очнулась от воспоминаний и закрыла дневник.
– Не помогла тебе черемуха, несчастная, – обратилась она к картине Сююмбике. – И мне не помогла. – Хранительница взяла высохший листик черемухи, положила его на страницу старого блокнота.
Потом огляделась вокруг, выключила свет и убрала дневник в тайник, приютившийся за картиной. Он был замаскирован свежей штукатуркой.
Гурьям поставила самовар, наломала сахара, достала сушки, посыпала их пудрой из стакана и, перекрестившись, начала чаевничать, вздрагивая от воя и треска башни.
– Не возьмешь! – бормотала она. – Царь тебя взял, но меня не возьмет!
Ухали тревожно голуби, ветер разбивался
Зубазга Мозгарович долго не мог оторвать взгляд от темного экрана. На какое-то время он решил, что камера неисправна. Но потом экран озарился светом и во всей красе показал Гурьям за столом.
– Что за мистика, чертовщина! То она презирает царицу, то жалеет и сравнивает с собой… Шизофреничка? Ведьма? А при чем здесь убитые? – Рассердился Зубазга и выключил экран, когда Гурьям захрапела.
Жена прокурора, Айгуль, носилась по квартире и искала обувь.
– Куда подевались мои черные туфли с красным бантом? Вчера были здесь, внизу, на полке у двери!
Она вновь и вновь разбирала шкаф. Так и не обнаружив туфель, позвонила мужу:
– Ты не знаешь, где мои любимые черные туфли?
– Как не знаю, на мне, я же их ношу! – отшутился Зубазга Мозгарович и тут же напрягся, когда ежик фыркнул на него.
– Очень смешно! Они пропали! Нас обворовали, что ли? В прошлый раз пропали бежевые!
– Может, тебе стоит успокоительное принять или сходить к окулисту? – предположил прокурор.
– Эта панда меня доведет! – кинула трубку Айгуль и с остервенением влезла в ботинки.
Прокурор выдохнул и убрал пакет с туфлями в нижний ящик стола.
В кабинет постучалась секретарша и пригласила худенькую женщину. Доцент исторического факультета по прозвищу Ландыш нежно улыбнулась. Незнакомка, которую чуть не спалили бунтующие, была давней знакомой прокурора.
– Добрый день, Зубазга Мозгарович. Работа выполнена, отчет там же. – Она села напротив и протянула прокурору флешку.
– Хорошо. Я вызову вас, если что. Вернуть нужно завтра утром. – Он протянул женщине туфли жены.
Доцент посмотрела в пакет, ощерилась и послала ему воздушный поцелуй.
Прокурор ослабил галстук, заказал чай и открыл флешку на компьютере.
«Гурьям Потворская работала в Центральном архиве, а также библиотекарем, была трижды замужем, несговорчивая, грубая, взбалмошная, есть предположение о нервном расстройстве. Несколько раз у нее были припадки истерии, есть признаки шизофрении. Часто ведет беседы с картиной Сююмбике. Помешана на этой личности, часами может говорить о ней, но в довольно агрессивном ключе. На картине она постоянно пересчитывает иголки, пьет противный приторный чай, есть подозрение, что в составе сахара наркотические вещества или успокоительные…»
В кабинет постучался следователь Дмитрий.
– Вы обыскали квартиру Гурьям? – спросил Зубазга.
– По адресу регистрации она не живет уже давно.
– А где она живет? – Зубазга погладил ежика, который обнюхивал клавиатуру.
– Не знаю. Но мы подозреваем, что она живет на территории Кремля.
– Это невозможно! Там негде жить! – Зубазга развел руками, а ежик напряг иголки.
– Она не выходит оттуда! Она работает на две ставки: днем дежурит около церкви и помогает убирать территорию Кремля, а ночью сидит в башне Сююмбике.