Красный мотор
Шрифт:
— Коллега, — Циркулев придирчиво осмотрел режущий инструмент, — вы уверены в правильности углов заточки?
— Уж не учите меня, Игнатий Маркович, — фыркнул Руднев, но в его голосе прозвучала скорее привычка пикироваться, чем настоящее раздражение. — Я эти резцы из особой стали сам затачивал. Можно хоть бриться.
— Начинаем! — скомандовал я.
Станок плавно загудел. Первая деталь, калибровочный вал для проверки точности, медленно закрутилась в патроне. Руднев, необычно сосредоточенный, включил подачу. Тонкая
Председатель комиссии, грузный инженер с орденом на лацкане, достал золотые часы:
— На все испытания даю час. У меня еще три завода сегодня…
— Час? — Руднев поднял бровь. — Да хватит и двадцати минут. Только потом не говорите, что это невозможно.
Звонарев, устроившийся у пульта управления, азартно подмигнул мне. Его система автоматической регулировки подачи работала безупречно.
Через пятнадцать минут первая деталь была готова. Руднев бережно снял ее, понес к измерительному столу. Комиссия сгрудилась вокруг.
— Позвольте, — Циркулев первым взялся за микрометр. — Так… отклонение от номинального размера… невероятно!
— Что там? — председатель нетерпеливо качнулся вперед.
— Одна сотая миллиметра, — благоговейно произнес профессор. — На всей длине вала.
— Чепуха! — председатель схватил микрометр. — Это невозможно на отечественном оборудовании.
— А вы проверьте цилиндричность, — ехидно предложил Руднев. — И заодно шероховатость поверхности.
Следующие полчаса комиссия измеряла деталь всеми доступными способами. Я видел, как вытягиваются лица проверяющих, как недоверие сменяется изумлением.
— Ну что, господа хорошие, — не выдержал Руднев, — убедились? Может, теперь обсудим серийное производство?
— Позвольте еще один тест, — председатель вытер платком вспотевшую лысину. — Сложная деталь. Где тут был чертеж?
Руднев мельком глянул на бумаги:
— Шпиндель малого токарного? Пустяки. Эй, Жилин! — крикнул он своему ученику. — Иди сюда, покажешь товарищам из наркомата, чему научился.
Молодой рабочий, тот самый, которого Руднев недавно распекал за ошибки, уверенно встал к станку. Его движения были точными, выверенными. Станок снова запел пронзительную песню.
— А знаете, — тихо сказал мне Циркулев, пока комиссия наблюдала за работой, — я ведь сначала сомневался в этом вашем Рудневе. Характер невозможный, манеры… Но теперь вижу — настоящий мастер. И учитель отменный.
— Готово! — объявил Жилин, поднимая деталь.
Новый раунд измерений. Новые удивленные восклицания. Председатель комиссии снял пенсне, протер стекла:
— Должен признать… Это выдающийся результат. Такой точности даже немцы не всегда добиваются.
— Так что с серийным производством? — напомнил я.
— Немедленно готовьте документы, — председатель решительно захлопнул папку. — Завтра же доложу наркому.
Когда комиссия уехала, мы собрались в
— Ну что, коллеги, теперь начинается самое интересное. Серийное производство это вам не единичные станки клепать.
— У меня есть идеи по организации поточной линии, — оживился Звонарев. — Если добавить систему транспортеров…
— И мои наработки по термической обработке направляющих, — вставил Циркулев.
Я смотрел на этих людей, таких разных, но объединенных общим делом. Язвительный Руднев, степенный Циркулев, восторженный Звонарев… Каждый внес свою лепту в наш успех.
За окном догорал октябрьский день. На стене тикали старые часы, теперь я знал, что их маятник отклоняется точно на один градус, ведь шестерни для механизма сделаны на нашем станке.
Где-то в цеху Жилин продолжал точить детали, теперь уже для следующего станка.
— За успех, товарищи! — я поднял стакан с чаем. — И за точную механику!
— За точную механику, — эхом отозвались все.
Глава 7
Двигатель
Сентябрьское утро выдалось прохладным и ясным. Я стоял на крыше нового заводоуправления, глядя на расстилавшееся внизу предприятие, построенное всего за четыре месяца. Даже сейчас, глядя на это своими глазами, трудно поверить в достигнутый результат.
Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая красноватым светом стены огромного сборочного корпуса. Его стеклянная крыша, сделанная по проекту Звонарева, сверкала тысячами бликов. Внутри уже началась установка конвейерных линий. Черные ленты транспортеров змеились между колоннами.
Справа высился корпус механической обработки. Оттуда доносился ровный гул станков. Руднев запустил первую линию точной механики. Я улыбнулся, вспомнив его язвительные замечания об «американском барахле» и то, как он умудрился довести фордовские станки до немыслимой точности.
Слева раскинулся целый городок вспомогательных цехов — инструментальный, ремонтный, энергетический. Между ними сновали грузовики, катились вагонетки узкоколейки. На путях маневровый паровоз толкал состав с оборудованием к разгрузочной эстакаде.
— Леонид Иванович! — окликнул меня запыхавшийся Звонарев, взбежавший по лестнице. — А я вас ищу. Там в моторном…
— Подождите, Мирослав Аркадьевич, — остановил я его. — Посмотрите лучше, что мы создали.
Он присел на парапет рядом со мной, его рыжие вихры трепал утренний ветер:
— Да… Красота. А помните, как все начиналось? Пустырь, грязь, скептики из комиссии…
Я помнил. Помнил первые колышки разметки, споры о планировке, бессонные ночи над чертежами. Помнил, как Циркулев придирчиво проверял каждый фундамент, как Руднев доводил до исступления строителей своими требованиями к точности.