Красный
Шрифт:
Он прижал головку к болезненно набухшему клитору, и она вскрикнула. Одни быстрым движением бедер он проник сквозь складки. Еще одним толчком он погрузился в нее и с финальным полностью вошел в нее. Она приподнялась на носочки, и он приподнял ее бедрами и прижал на этот раз к стене. Ее груди подпрыгивали, когда его толчки поднимали ее все выше и выше. Она едва не кричала от экстаза, от безумного удовольствия. Она чувствовала будто внутри нее был железный прут, толстый, горячий и твердый как ничто другое. Она совсем не знала этого мужчину, но он владел ею. Он купил ее тело, и теперь она принадлежала ему.
Она была его рабыней, его собственностью,
Мона обмякла, но все еще была насажена на член мужчины, ее ноги обвились вокруг его бедер, а спина прижалась к стене. Она положила голову ему на плечо и глубоко дышала. Кто же этот мужчина, который купил ее? Что он сделает с ней? На что она отдалась? Это было неправильно, совершенно неправильно. Ей не стоило заниматься сексом с незнакомцем, с этим неизвестным, с этим призраком. Она положила руки ему на грудь и оттолкнула его.
– Опусти меня, - сказала она.
– Пока еще нет.
– Нет, сейчас, - ответила она, хотя он оставался внутри ее, все еще твердый.
– Карт-бланш, - ответил мужчина в красной маске.
– Это для Малкольма, а не для...
Мужчина снял маску. Это был Малкольм.
– Я же говорил тебе, что иногда люблю играть в игры, - ответил он с улыбкой, которую украл у дьявола.
– Не так ли?
– Малкольм...
– Она уставилась на него с шоком и ужасом, все еще будучи прижатой к стене.
– У тебя была борода.
– Разве?
– спросил он, приподняв бровь.
– Да. Она была... должно быть фальшивой. Ты одурачил меня. Я была уверена...
– Четверо мужчин, вероятно, были его друзьями, и когда они торговались за ее спиной, Малкольм снял свою фальшивую бороду и надел красную маску, чтобы обмануть ее. И ее обманули, основательно обманули.
– Ты видела то, что я хотел тебе показать, - ответил он.
– Самый старый трюк фокусника.
– Это тоже какой-то трюк?
– Она пыталась освободиться от органа, который пронзал ее, и от его тела, которое прижало ее к стене.
– О нет, это реальность. Это единственное, что реально для меня, - ответил он.
– Переместимся в постель.
Он отстранился от нее и потянул ее к ожидающей кровати, где откинул одеяло и поставил ее на четвереньки на белых простынях. Он разделся и присоединился к ней. Мона задрожала от нетерпения, когда Малкольм убрал волосы с ее спины и целовал ее шею.
– Нам это больше не понадобится, - сказал он и аккуратно извлек пробку из ее попки. Она ощущала себя слишком опустошенной в тот момент, когда вещица покинула ее тело.
– Малкольм...
– С мольбой произнесла она его имя. Малкольм расположился позади нее и медленно вошел, заполняя пустоту внутри нее. Его ствол был шире пробки, но она хотела, чтобы он вошел в нее сильнее. Мона наклонилась вперед, пока голова не прижалась к подушке. Ее попка открылась, когда она низко наклонилась и Малкольм смог полностью войти
– Тебе понравилось быть проданной и купленной, - сказал он, вонзая в нее свой член. Движения были медленными, но не грубыми, и она с легкостью принимала их.
– Ненавидела, - ответила она.
– Лжешь. Все хорошо. Я люблю лгунишек. Лги сколько хочешь, моя дорогая. Я знаю, что тебе это понравилось. Твое тело говорит то, что слова не могут.
– Я твоя рабыня, - сказала она.
– Нет. Ты мой работник, - ответил он.
– У рабыни нет выбора. Но ты здесь потому, что сама этого хочешь. Не так ли? Признайся, Мона... признайся, что тебе нравится быть моей шлюхой, - сказал он, входя и выходя из ее задницы. Еще ни один мужчина не брал ее в эту дырочку. Только Малкольм. И только потому, что платил ей.
– Никогда, - ответила она.
– Ни за что в жизни.
– Ни за что в жизни? Всего-то?
– Ты продал меня на аукционе. Ты – сам дьявол.
– Я не дьявол, моя дорогая, - ответил он, снова впиваясь зубами в ее шею, словно обезумевший зверь.
– Дьяволу нужна твоя душа. Мне нужно только твое тело.
Он может верить в это сколь угодно, но Мона знала правду. Если он и дальше будет так трахать ее, то очень скоро получит и то, и другое.
Глава 5
Нимфы и сатир
Мона хотела злиться на Малкольма, но это было невозможно. Хотя она и была напугана мужчинами в масках, которых он привел в их логово, и злилась, как он обманул ее и заставил думать, что она занималась сексом с незнакомцем, но она не могла отрицать, что никогда в жизни не была так возбуждена. Все эти мужчины... их руки... эти губы на ее теле... она не могла думать об этом не становясь влажной. Она часто прокрадывалась в заднюю комнату, ложилась на кровать, и доводила себя до оргазма руками, вспоминая ту ночь, как руки удерживали ее ноги в воздухе, и совершенно незнакомый мужчина проникал в глубины ее тела своими пальцами.
И она до сих пор ощущала огромный фаллос внутри себя, прижимающийся к пробке в ее заднице, стеночка между ними дрожала и трепетала. И член Малкольма в ее заднице, она вспоминала о нем с таким удовольствием, что соски твердели при малейшем воспоминании. Ее тело гудело от постоянного возбуждения. Если месяц не пройдет быстрее, она сойдет с ума в ожидании его.
Месяц тянулся медленно. Она не сошла с ума.
Вместо этого она отправилась к оценщику предметов искусства, чтобы подтвердить плату Малкольма за ее аукционную ночь. Он оставил небольшой пастельный рисунок инжира на кровати, в котором оценщик мгновенно узнал работу швейцарско-французского художника девятнадцатого века Жана-Этьена Лиотара. Она почти надеялась на еще одну работу Дега, чтобы снова увидеться с Себастьяном Леоном. Но могла ли она заниматься таким? Встречаться с мужчиной, пока ее тело было обещано и продано другому? Она была уверена, что Малкольм не будет возражать, если она заведет себе еще одного любовника. Он даже сказал, что не будет препятствовать ей. В конце концов, Малькольму требовалось только ее тело на одну ночь в месяц. Но как она расскажет Себастьяну о Малкольме? Она не могла, конечно, поэтому не позвонила ему и не нашла предлога, чтобы увидеться. Совесть ей этого не позволит. После двух ночей с Малькольмом и его извращениями она была рада обнаружить, что у нее все еще есть совесть.