Красный
Шрифт:
В четвертую субботу после своего последнего свидания она снова обнаружила на столе книгу по искусству.
Бедный Ту-Ту. Ей пришлось поднять спящего кота с книги. Он любил бумагу, любил лежать на ней и нежиться или спать. Он тихонько по-кошачьи протестующе зашипел, когда она сняла его с обложки книги и положила к себе на колени, но быстро устроился там и вскоре крепко уснул, подергиваясь, когда ему снились мыши, птицы или что-то еще.
Что Малкольм задумал для них на следующий раз? Она почти боялась смотреть.
Но только почти.
Она открыла книгу на помеченной
Она точно знала, кто будет сатиром, это было очевидно.
Мона потратила воскресенье, превращая себя в нимфу. Она завила свои длинные рыжие волосы и прикрепила за ухом белый цветок. В глубине шкафа она нашла прозрачную белую ночную рубашку. Малкольм, конечно, хотел бы видеть ее обнаженной, но он мог бы получить удовольствие, раздев ее сам.
Ближе к полуночи она вернулась в галерею, и вошла через боковую дверь. Как только тяжелая дверь захлопнулась за ней, она услышала музыку, доносящуюся из дальней комнаты. Музыка? Как странно. Похожая на волынку и колокольчики, игривая музыка, веселая и легкая. Партитура для покорения сатира? Возможно. Она осторожно открыла дверь в заднюю комнату...
Чья-то рука схватила ее за руку и втащила в комнату.
– Вот она!
– позвал женский голос.
– Я нашла ее!
Мона, спотыкаясь, ввалилась в заднюю комнату, которая каким-то образом превратилась в лесной рай с деревьями в горшках и бурлящим каменным фонтаном. Девушка, которая схватила ее, опустила руку и присоединилась к двум другим девушкам, все трое в прозрачных платьях и с длинными лентами в волосах танцевали под музыку. Одна девушка была в прозрачной желтой сорочке, ее волосы были черными и плотно завитыми, а кожа темно-коричневой и красивой. Другая девушка была в розовом, с белокурыми волосами и бледной, как молоко, кожей. Третья же была в прозрачном голубом наряде, ее волосы были тепло-рыжими и прямыми, а цвет кожи лишь на тон светлее.
И она, Мона, теперь была четвертой девушкой, с яблочно-красными волосами и в белой сорочке.
Мону увлекли в танец и музыка, казалось, исходила отовсюду и ниоткуда одновременно. Двое девушек взяли ее за руки и вскоре они кружились вокруг красно-золотого кресла, которое Мона любила еще с детства. Теперь он превратился в трон, на котором сидел голый Малькольм, увенчанный лаврами. Сцена была забавной, и Мона тоже смеялась с девушками. Смех был радостным, не насмешливым, не презрительным. Прекрасный член Малкольма был наполовину твердым и лежал на бедре, пока он наблюдал, как его нимфы резвятся и танцуют для него. Она так давно не танцевала и понимала, что выглядит полной дурой. Но сцена была слишком приятной, чтобы останавливаться.
– Потанцуй с нами, - девушка в желтом одеянии сказала, разрывая круг и вытягивая Малкольма за руку.
– Потанцуй с нами, ты глупый старый козел.
Девушка в розовом ахнула и прикрыла рот руками от шутливого оскорбления.
– Глупый старый козел?
– Малкольм схватил ее за руку другой рукой и рывком усадил к себе на колени. Она пискнула от удивления и рассмеялась, когда Малкольм пощекотал ее живот пальцами. Мона и две других девушки стояли, скрестив руки на груди и наблюдая за происходящим.
– Теперь она точно получит, - сказала девушка в розовом, качая головой.
– Она пожалеет, что сказала это, - вмешалась девушка в голубом.
– Или она пожалеет, что сказала это дважды, - добавила девушка в розовом и все рассмеялись, даже Малкольм.
– Она должна быть наказана, - сказал Малкольм.
– Разве не так, противная девочка?
– Я не противная, - ответила девушка в желтом и слезла с его коленей.
– Я честная.
– Противно честная.
– Малкольм снова схватил ее за руку и притянул ее на колени.
– А теперь поцелуй меня и извинись.
– Не буду!
– Выкрикнула девушка в желтом.
– Тогда я украду поцелуй и не отдам его, - ответил Малкольм.
– Ты не...
– это все, что успела сказать девушка в желтом, прежде чем Малкольм поцеловал ее в губы.
Две другие нимфы разразились девичьим смехом при виде того, как Малькольм целовал их подругу. В одну секунду девушка в желтом пыталась оттолкнуть его, в следующую она уже запустила руки в его волосы, пытаясь притянуть его ближе. Даже Мона рассмеялась, хотя это ее любовник целовал другую. Она не чувствовала никакой ревности. Это была игра. Сатир должен был мучить своих нимф. А нимфы должны получить своего сатира.
Наконец девушке в желтом удалось вырваться из заключения на его коленях. Она поспешила к Моне и обняла ее.
– Он поймал меня, - сказала девушка в желтом.
– Не дай ему поймать меня.
– Это ты пыталась заставить его танцевать с тобой, - ответила Мона.
– Ах, да, - ответила девушка в желтом. Она стояла прямо и гордо. – Я виновата. И он все еще не танцует.
– Зато мы будем танцевать, - сказала девушка в голубом.
– Давайте танцевать так, что у него не останется другого выбора, кроме как присоединиться к нам.
Для Моны это не имело никакого смысла, но ничто в этой комнате с этим мужчиной и этими глупышками не имело смысла. Более того, ей было все равно, был ли в этом смысл или нет. Она только хотела танцевать с прекрасным трио, с этими златоглазыми нимфами. Они выдернули ленты из волос и закружились, словно егозы, а музыка становилась все громче и быстрее. Девушка в розовом, с молочно-белой кожей и бледно-золотистыми волосами, танцевала вокруг кресла Малкольма, и обвила своей лентой его запястье, затем потянула за конец, заставляя его встать.