Край без Короля или Могу копать, могу не копать
Шрифт:
Когда хоббит вылез из шатра и осмотрелся, никого из ангмарцев вокруг не было. Не было ни их огромных оленей, ни собак. Только меч Найнаса лежал в сухих листьях.
Ветер вскрикнул от внезапного ужаса. Шесть ангмарских шатров стояли посреди жёлто-бурого пятна в заснеженном белом лесу. Землю покрывали листья — сухие, ломкие, не слежавшиеся в чёрную кашу, как бывает, когда тает снег. В зиму словно бросили кусок осени.
Хоббит по бездумной привычке наклонился и срезал — отобранный ножик Найнас велел вернуть ему ещё позавчера — крепенький подосиновик. Обрыскал цепким взглядом полянку и отметил ещё четыре штуки. А, вот ещё два.
Вооружённый мечом Найнаса, с мешком грибов за плечами, Ветер шёл на юг по тропинке между чёрными деревьями, — словно те расступились, пропуская его, и снег с них опал.
«Куда, хотел бы я знать, всё-таки делся Найнас и остальные?» — подумал про себя хоббит, и ему вдруг ответили неизвестно откуда, низким, давящим голосом: «Слуг Зимы забрала Осень».
«Ой»,— сказал Ветер и пошёл побыстрее, и ничего больше не спрашивал.
— Что ты говоришь, Сегер? Когда же он успел?
— Да как только мы вернулись с вестью о том, что тебя большецы увезли. На следующий же день Быкка сказал, что Фритигерн Быккинс — новый начальник риворов. А на следующий день, вчера, то есть, объявил, что совет старейшин больше не нужен. И Фритигерн с ребятами у него при этом за спиной стояли.
— И ты стоял?
— Да все стояли, и я стоял. Мы ведь не знали, зачем нас Быкка с собой на совет позвал. А нынче получается, что он нами наших же старейшин пугает. А потом поздно уж было. Мы вчера поговорили с ребятами... Хисарна из риворов уходит, Дикиней с Гундерихом хотят отдельно от Быккиных риворов ездить, а большинство говорят, что лучше уж пускай Быкка и Берн будут начальниками, чем мы все тут перессоримся. Ну, а Берна мы и не спрашивали — ясно, что он отца будет слушаться.
— Ладно, — мрачно сказал Ветер. — Пошли к Быкке. У меня к нему разговор есть.
Быкка, хозяин Мокрети и новоявленный вождь хоббитов, встретил Ветера посередине Поляны. За спиной Быкки виднелся Фритигерн, а чуть позади — несколько других риворов. Бегло оглянувшись, Ветер увидел, что сзади него идёт не только Сегерих, а и Бундерих, и Ильдерих, и ещё несколько хоббитов.
Из окружающих Поляну землянок начал показываться народ. Когда Ветер и Быкка сошлись на расстояние пяти шагов, вокруг собралась уже немаленькая толпа: в основном жители Мокрети — друзья, родичи, домочадцы и работники Быкки; прибывших из других областей Шира и заводянских почти не было.
— Здравствуй, дядя Быкка! — сказал Ветер, останавливаясь. — Я вернулся.
— Здравствуй, Ветерих, — сказал Быкка. — Где ты был всё это время? Почему у тебя большецкий меч на поясе?
— Был я в плену у большецов, — охотно ответил Ветер, — и нынче вот спасся, а большецы сгинули.
— А мне говорили, что ты перед тем, как большецы тебя увезли, риворов своих отослал и один остался,— дружелюбно улыбнулся Быкка.— А вот нынче цел и невредим обратно идёшь. Подозрительно мне это, Ветерих.
— А мне, дядя Быкка, подозрительно, — Ветер начал
— Фритигерн, — спокойно сказал Быкка, — отведи-ка молодого мастера Ветериха в погреб. Пускай он там поразмыслит, хорошо ли повышать голос на старосту.
Фритигерн шагнул вперёд, следом за ним — ещё два ривора. Ветер стоял прямо и неподвижно, глядя в глаза Фритигерну и скрестив руки на груди, чтобы рука ненароком не легла на рукоять меча. Могучий Быккинс медленным шагом приблизился к Ветеру. Страшный эремтагский топор висел у Берна за плечами, руки к нему он тоже не протягивал.
— Эй... — воспрял было за спиной Ветера Сегерих, но Ветер поднял руку, останавливая его.
— Здравствуй, Берн,— тихо сказал предводитель широких риворов. — Я вернулся.
Фритигерн бросился на Ветера и схватил его за плечи, чуть не сбив с ног. Следующим движением он притиснул Ветера к могучей груди и сжал так, что чуть не захрустели рёбра. Разжав объятия, здоровяк обернулся к Быкке и сказал, улыбаясь сквозь выступившие на глазах слёзы:
— Не, батянь. Я с Ветером.
Быкка не дрогнул. Он стоял и молча смотрел, как обнимались и хлопали друг друга по плечам риворы, и когда они встали все вместе против него, он сказал:
— Нехорошо поступаешь, Ветерих. Сына против отца ведёшь. Помнишь, что я тебе про Оральда-то говорил?
При упоминании имени Оральда в толпе зашумели, всё громче и грознее. Ветер мог расслышать упоминания Оральда, обычаев и уважения к старшим — всё это вместе складывалось в то, что на неуважение к старосте Быкке может обидеться сам Оральд и выгнать хоббитов из леса. Кое-кто уже грозил риворам кулаками.
Ветер снял заплечный мешок и поднял его над головой.
— От Оральда! — крикнул он, и в толпе замолчали. — От Оральда, Хозяина леса, тебе, дядя Быкка, сердечный привет. Я встретил его нынче в лесу, и он говорил со мной.
Ветер развязал мешок и высыпал на утоптанный снег с дюжину подосиновиков — свежих, как весенняя гроза, рыжих, как башка волынщика Гундериха, и душистых, как только они сами. Запах грибов раздался, казалось, по всей Поляне. В толпе ахнули.
Вот тут Быкка дрогнул. Даже присел слегка и глазами туда-сюда стрельнул. Потом вздохнул и стал как-то роднее.
— Пойдём внутрь, Ветерих, — промолвил староста.— Чего здесь-то разговаривать?
Скрипели телеги под грузом сундуков с пожитками и мешков с припасами. Лаяли собаки, смеялись женщины, и радостно визжали дети. Дул свежий ветер, сияло солнце — погода, казалось, тоже радовалась вместе со всеми.
Хоббиты возвращались в Шир.
С тех пор, как Ветер договорился с Быккой о том, как жить дальше,— долгий был разговор и тяжёлый, с угрозами и торговлей с обеих сторон, но и Ветер и Быкка знали, что раздора в Шире не должно быть,— прошло два месяца. Совет старейшин вернулся к власти, правда, Быкку избрали его главой на весь следующий год. А Ветер и его риворы вернулись к своим делам. К ним присоединялись всё новые и новые добровольцы, и сейчас под началом Ветера ездило риворов без шестерых два гроша.