Край чужих земель
Шрифт:
В моем прошлом мире самые дорогие номера, это те, чьи окна выходят на лес, горы, море. Но здесь все совсем иначе. Людям недостает развлечений, и они делают их из всего. Наша рыночная площадь перед окнами будет не только большой, но и красивой. Мы построим ряды, чтобы продавать можно было не с телег. Люди будут за совсем небольшую плату брать в аренду место под крышей. Купцы и так заплатят за дорогу. Так что низкая цена за место, да еще и обустроенное, явно выигрышнее других рынков.
Чем больше проезжающих, тем чище дорога, чем больше купцов, тем
Если нам будет недоставать мест летом, мы привезем сюда шатры и устроим возле них кухню. В каждом корпусе нашего огромного отеля будет своя кухня.
Уснула я под эти мысли. И снилась отстроенная гостиница, огромная торговая площадь. За исключением уличных электрических фонарей, все было именно так, как я представляла.
Проснулась я от шума на улице: что-то кричали мужики, громко выясняя, кто где сегодня работает. Женщины смеялись в кухне за стеной. Второй этаж только еще обустраивался внутри. Хоть стены и крыша были, каменные печные трубы высились вдоль всех стен, но комнаты еще не были готовы.
— Госпожа, вы отчего так рано встали? – женщина, подававшая вчера на стол, удивилась, когда я вышла из комнаты в кухню.
— Кто рано встает, тому Бог подает, - автоматом ответила я и засобиралась уже было отвечать кто этот Бог, но женщина посмотрела на меня и продолжила беготню с котлами.
— Правильно, меньше знаешь – крепче спишь, - тихо сказала я и еще раз порадовалась теплу. Здесь хотелось немного растворить окна, потому что кухня была похожа на баню.
— Всех накормить надо. Кормим в двух домах. Иначе, до обеда придется по очереди, - озвучивая свою скорость, сказала моя новая собеседница.
— Как тебя зовут?
— Галия, госпожа, - с улыбкой ответила женщина.
И только сейчас, возле ярко горящей печи, к которой она наклонилась, чтобы подкинуть еще дров, я рассмотрела ее лицо. Ей было от силы лет двадцать пять – двадцать семь. Тонкая, подвижная, сильная и неунывающая. Улыбалась открыто и искренне.
— Хорошее имя, Галия. Здесь твой муж? – продолжала я расспросы, и сама не заметила, как в моих руках оказался нож, которым я принялась чистить лук, брошенный ею, потому что нужно было вытащить из котла сварившееся мясо, разорвать его, вывалить обратно в котел, куда она уже добавила крупно молотую пшеницу.
— Что это вы? Я и сама управлюсь! – Галия удивленно смотрела на мои руки, проворно чистящие уже пятую луковицу.
И только сейчас я поняла, что впервые вижу здесь лук!
***
Галию я звала уже просто «Галей». Она либо не замечала этого, либо стеснялась мне сказать, что имя ее звучит иначе. Рядом с этой женщиной было хорошо и как-то уж больно по-домашнему, да и имя это…
— Откуда у вас лук? – спросила я, когда она закончила кормить приходящих по десять, а то и пятнадцать человек мужчин и уселась рядом со мной с заваренным из трав чаем.
— Лук? Из леса. Если не выродится, он крупный растет. Главное, прорывать тонкие и
— Сам растет? – переспросила я.
— Сам. Кто-то его дома высаживает, а на зиму собирает уже, хранит. Зачем он вам? – удивленно спросила сероглазая Галина, поправив косынку на голове.
— Как это зачем? Есть!
— Вот вы меня удивили. Господа его даже в замке хранить запрещают. Запах этот не для вашего носа, - чуть было не засмеявшись, но, видимо, вспомнив, кто перед ней, ответила Галина.
— А вы его только в кашу добавляете?
— И в похлебку иногда, - ответила Галя.
— А жареный? – я видела, как она со стола в горсти отнесла нарезанный овощ, и бросила в кашу сразу после мяса.
— Зачем? Это ведь не мясо. Иногда для густоты похлебки, если нечего положить, а тут каша не слипается с ним. Комом не становится, - объяснила она.
— Идем. Есть жир? – спросила я, взяв коротким ухватом тяжеленную сковороду и поставила на огонь. Достала из мешка три луковицы, быстро почистила и порезала. Топленое сало, а скорее всего, смалец, коим пользовались все, живущие в лесу, уже зашкворчало на сковороде, и я бухнула в него мелко, насколько смогла, нарезанный лук.
— Ой, сгорит ведь сейчас и все. А вони будет! – переживала моя Галина и нервно теребила передник.
Не сгорит. Огонь – самое то сейчас. Угли остались и, видишь, они золой покрыты. Главное, не сдувать ее. Вот на таком жару все жарится очень хорошо и не горит, - объясняла я, помешивая начавший золотиться лук. Дома я мошенничала – добавляла чуточку муки высшего сорта, и он получался как на картинке – одинаково поджаренный, хрустящий, не пропитавшийся жиром. Откинь его на салфетку, и потом можно хоть руками есть, как семечки.
— Теперь бы хлеба немного, - как солдат из сказки про кашу из топора, затянула я.
— Есть, только из совсем грубой муки. Почти и не мука, зерно, как для каши. Меленка плохая, а детей чтоб накормить, когда сами заняты – хлеб – самое простое, - она достала из мешка лепешку, которой и правда можно было забивать гвозди. Но мне сейчас было наплевать на все. Запах жареного лука будто лишил меня рассудка.
Галина смотрела на меня, как на сумасшедшую, пока я закатывала глаза от этого гастрономического оргазма. И только когда я заставила ее попробовать, аккуратно положила на кусок лепешки немного лука. Потом еще немного, потом целую ложку, а я наблюдала, как ее глаза становятся все шире и шире.
— Если в эту сковороду еще яиц разбить и лепешкой есть прямо со сковороды, можно потерять рассудок, Галина, - подняв указательный палец, сказала я. На этом нас и застал Истан, при виде которого женщина вскочила из-за стола и убежала к печи.
— Чем это здесь пахнет? – поводил он носом и наткнулся-таки взглядом на сковороду, стоящую передо мной. – Что это?
— Попробуй. Потом скажу, - лукаво ответила я и продолжила есть кусок, на котором щедро было навалено идеально обжаренных луковых чипсинок.