Край воронов, или Троянский цикл
Шрифт:
«Я чуть было на листе присутствия тебе не черканул! Как думаешь, что теперь Нормандин делать будет?!»
«Обычно это быстро разруливается», – ответил Восторк.
Виктор покорно пересел в другой ряд.
– Какая же разница между обычными шахматами и божественными? – спросила Сталина Сергеевна.
«Господи, ну и вопрос, – написал Артем. – Ты, главное, помни, что все это так или иначе про куматоид. А куматоид есть «волна». Это фундаментальная теория товарища Ветрова».
«Какого Ветрова? – удивился Восторк. – Она вроде сама – Ветрова».
«Видно,
– Шахматы – это, разумеется, метафора, – продолжала Сталина Сергеевна. – Принцип действия обычных шахмат – это принцип доминирования конститутивных правил. Принцип божественных шахмат допускает любой ход, в каждой конкретной партии могут быть созданы новые правила.
«Где-то я слышал, что бог подчинен законам либо судьбе. В конце концов, он не разводил беспорядки, а наоборот, создал гармоничный сад из хаоса», – записка двинулась в сторону Артема.
«Так подними руку и спорь. Отчего же ты не возьмешь слово? Нам, кстати, полагается работать на занятии».
«Вообще-то следовало, наверное, по делу ответить. Послал, в чистом виде! Встану я и буду критиковать их общую с Ветровым концепцию? А взамен предложить мне нечего. Что же толку бодаться?»
«Зачем же ты мне написал? Я точно забодаю. А у них времени не хватит».
«Мыслю вслух. Но за сценой. Типа репетирую. А на подмостки тебе надо выходить – у тебя всегда готовы конструктивные решения».
«Мой конструктив на негатив обычно направлен бывает. А тут мне нечего возразить и поправить. Я проблемы не вижу. Во-первых, у меня нет знакомых с философского факультета, во-вторых, должна же быть, действительно, какая-то разница между обычными и божественными шахматами. А просто так конструктив говорить тоже не могу. Я же не лектор…»
«Был бы ты лектором в другом учреждении, не призывал бы меня высказывать свое мнение вслух».
«А кстати, почему это ты приехал в такое время?»
«Каникулы у детей…»
«Тогда нет смысла прикидываться утомленным и охрипшим. Можешь смело и на полную катушку выступать здесь по любому поводу!»
«Увы! Мне завтра в колледж на три или четыре пары…»
– Эмпирическое исследование близко к принципу божественных шахмат, – подскочил Энний, видимо, отвечая на какой-то заданный вопрос. – А теория близка к принципу обычных шахмат.
«Этот Энний точно первоклашка, везде раскланяется. Ни на семинаре, ни даже на лекции нет от него отбоя. Не говорят гении так часто», – написал Артем; какие свои чувства имел он при этом в виду, бумага не передала.
«Простое рассуждение, – заметил Восторк, – мы бы тоже могли так ответить».
«Будем считать, что не ответили мы принципиально».
– Следующий подзаголовок: «Таксономическая система знаний».
Толкают в спину. Передают обрывок листа от Глафира: «Господа, мне нужны ваши связи!»
–
– Не все связи бывают половыми, – чужая тупость всегда рада развязать Восторку язык. – О чем думаешь вообще? Напиши ему, с какими полезными людьми ты знаком.
– С кем я знаком? С тобой знаком.
– Со мною ты, действительно, лишь знаком. Поэтому не можешь знать процентного соотношения моих полезности и вредности.
После этой фразы Немеркнущий разом померк бог весть от чего и уткнулся в тетрадь. Артем пожал плечами и принялся простым карандашом перечерчивать с доски схему в виде пирога. Восторк нарисовал контуры зеленой ручкой и стал раскрашивать слои одним цветом, а кусочки – другим.
– Какая красота! – раздался над ухом довольно громкий голос Артема. – Ты, главное, помни, что классификация не существует на эмпирическом уровне, это теоретическое построение…
– Ты мне сегодня уже второе «главное» говоришь, – проворчал Восторк. – Какое из них главнее?
Сталина Сергеевна между тем проводит свои метафорические сравнения:
– «Слои» – это фундаментальные науки, которые задают методы и средства. «Кусочки» – это таксономические науки, которые задают объекты.
– Чудесно. Логично. Складно. Мне это нравится, – говорит Артем, вертя в руках испещренный их с Восторком записками лист; свободного места для того, чтобы он мог подписаться под своими словами, к сожалению, не находится. Пустые его замечания заглушает реальная слава Энния Наммы.
– Ботаника – какая, по-вашему, наука?
– Таксономическая, – говорит Энний.
– А морфология?
– Фундаментальная, – говорит Энний.
Последний вопрос ставится в связи с проблемой реальности таксонов. В самом деле, отдельные лютики реальны, а вот семейство лютиков – это все-таки теоретическая единица цветочной пирамиды…
До Артема все отлично доходит, и этим можно наслаждаться, но вдруг Восторк начинает непонятно взывать к милосердию:
– Я только в пятницу на этимологическом анализе разбирал эти лютики, теперь мне – про лютики… Какие-то уже жутики…
– И чего ты вздыбырился, как шагреневая кожа на морозе? Замечательная лекция. Живописная и со вкусом. Ты просто уже… пере-понял. Ты, главное,…
Он внезапно начинает хохотать, слегка приглушенный гомоном расходящихся людей.
– Да, ты, главное, помни, что объект можно и должно рассматривать с разных сторон. Пошлите уже чай пить. Где там Глафир со своим малолетним гением? Вот его родственной связи с настоящим вундеркиндом я бы позавидовал…
Ольга стоит в коридоре, подпирая дверь. Несмотря на то, что она близко, ее почти и не видно из-за беспорядочно проходящего народа. Артем вылетает из помещения, как торпеда, вытаскивая за собой вереницей трех друзей; Восторк выходит после них, ни на кого не глядя, приостанавливается на пороге, медленно отрывает тяжелый взор от пола и встречается глазами с Ольгой. Она слегка улыбается углами губ и так же молчит в ответ.