Кредиторы эшафота
Шрифт:
— Я никак не пойму, зачем ты выдумал эту страшную историю?
— Затем, чтобы спасти нашу честь, спасти нашу сестру. Не все ли тебе равно. Делай по-моему.
— Но она будет считать себя вдовой.
— Да, завтра она будет вдовой — вдовой живого мужа.
После этого Винсент расплатился и увел Шарля на бульвар.
— Я придумал, что можно сделать, — сказал он. — Наша сестра будет жить счастливо и будет с любовью вспоминать о муже. Честь нашего отца будет восстановлена, и жертвы будут отомщены.
Часть третья
Глава I
СМЕРТЬ ЧЕЛОВЕКА, ЧУВСТВУЮЩЕГО СЕБЯ ОТЛИЧНО
Винсент Лебрен, повинуясь воле своего отца, не хотел выдавать Андре правосудию, но и не желал судить его сам. В то же время он хотел удовлетворить Эжени Герваль и Панафье. Вдруг на него нашло вдохновение.
— Ты не знаешь, где мы смогли бы найти доктора Жобера? — Спросил он брата.
— Я видел, как их экипаж остановился на углу бульвара Бомарше перед "Четырьмя сержантами ЛаРошели". Без сомнения, они там завтракают.
— В таком случае поедем туда.
— Разве ты голоден?
— Нет, но я хочу видеть доктора. Впрочем, нам не нужно идти обоим.
— Что ты хочешь делать?
— У меня нет времени объяснять тебе это, но делай то, что я тебе говорю. Когда я вернусь, ты все узнаешь, а теперь поезжай домой и расскажи ту историю, которую я рассказал Франсуазе, то есть, что Андре убит и что сегодня вечером его тело принесут к нам.
— Что ты говоришь?! Разве ты забыл волю нашего отца — не проливать крови?
— Шарль, выслушай меня. Ты же знаешь, что я ничего не сделаю против воли нашего отца. Повинуйся мне слепо. Иди скорее. Вечером мы увидимся, и тогда ты все узнаешь.
Удивленный и взволнованный Шарль видел, как брат сел в экипаж и поехал в гостиницу. "Что он хочет делать? — недоумевал Шарль. — Я боюсь, что он не в своем уме и совершит какой-нибудь безумный поступок, впрочем, ему нужен Жобер, а тот не согласится принять участие ни в каком недостойном деле. Может, он хочет попросить какого-нибудь наркотика, чтобы привезти Андре и выдать за мертвого, но с какой целью? Мне следовало бы сопровождать его". Тем не менее, придя домой, он рассказал привратнику историю про дуэль и прибавил, что из-за нежелания пугать сестру он приказал принести тело зятя к себе.
Затем молодой человек поднялся к себе, стараясь понять, что задумал его брат, а Винсент в это самое время входил в "Четыре сержанта Ла-Рошели" и приказывал лакею передать свою карточку Панафье.
Глава II
ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ИЮЛЬСКОМ ВОССТАНИИ 1848 ГОДА
Наши читатели имеют уже
Она была доброй девушкой и очень хорошенькой. Она пошла работать в театр, чтобы зарабатывать себе на жизнь, но главным ее достоинством была ее внешность.
Выздоровевшая, счастливая и спокойная, она чувствовала, что оживает на этом импровизированном завтраке, последовавшем за ужасной сценой в Монтреле.
Выпитое ею вино возбуждало желания, и это ясно читалось в ее глазах.
Что же касается Жобера, то он был очень доволен своей больной и хотел услышать историю ее молодости.
Надо сказать, что симпатия и, в особенности, выпитое вино вызывали в обращении приятную фамильярность. Эжени обращалась к Жоберу на "ты", он отвечал ей тем же.
— Вот где прошла моя молодость, — сказала Эжени, указывая на площадь Бастилии.
— На колонне? — сказал со смехом Жобер, думая, что она повторяет старый каламбур.
— Что за глупости? Я говорю об этом квартале. В июле 1848 года я здесь жила.
— Расскажите-ка нам про это, — попросил Панафье, облокачиваясь о стол.
— Да, расскажи-ка нам, — поддержал его Жобер.
Молодая женщина встала и подошла к окну, указывая на угол площади и говоря:
— Нет, то, что я хочу рассказать, очень серьезно. Я стала тем, что я есть сейчас, потому, что моего отца расстреляли здесь в июле.
Мужчины нахмурили брови. Печально начатый день угрожал и закончиться печально.
— Если бы отец мой был жив, он продолжал бы следить за мной. Будучи сам честным человеком, он бы и из меня сделал честную женщину.
— Когда они убивают людей, то не думают, что те оставляют семьи, — сказал Панафье.
Что касается Жобера, то он наблюдал новые признаки возвращения памяти больной.
— Молодые родители жили на улице Жан-Бо-зюр на углу бульвара, — начала Эжени. — Один раз я встала в шесть часов утра и увидела мать плачущей — уже два дня как отец не возвращался домой. Тогда я тихонько вышла из дома, поспешно сбежала по лестнице, и так как дверь была отперта, то я вышла. Вся улица была в обломках. Баррикада напротив двери была разрушена.
Выйдя на бульвар, я вошла в один двор, куда накануне отвозили раненых. Двор был пуст, и только дверь в маленький погреб оставалась открытой. Я заглянула туда и поспешно отскочила. На земле лежал человек.
Я вернулась домой и предупредила привратника, что видела инсургента в погребе соседнего дома. Привратник и один из соседей сразу отправились по моему указанию, но человек был уже мертв.
Мы вспомнили, что видели его накануне на баррикаде. Это был высокий мужчина лет 28 или 30 с черными густыми волосами.
Когда я закрываю глаза, мне кажется, что я его вижу и теперь.
Пуля попала ему между глаз, и кровь залила все лицо. Уже после смерти ударом топора или сабли ему разрубили руку, и все пальцы висели только на коже, в то время как ни одна капля крови не вытекла из ужасной раны.
Привратник и соседи разговаривали между собой о положении дел. Я слышала, как они говорили, что предместье Сент-Антуан еще не взято и продержится часов до девяти.
Тогда я направилась в сторону предместья, не сознавая опасности.