Кремень и кость
Шрифт:
Они ушли в глубь степи. Серебристую отаву сменили сочные луга. Слева маячило становище. Взятая У Моря, забыв о печалях, становилась с каждым шагом говорливее. Светловолосый насупил густые на широких надбровных дугах брови. Ему захотелось оборвать ее веселость, как обрывают нависшую на пути зеленую ветку.
— Расскажи: много было убитых, когда они разорили становище твоего племени? — спросил он.
— Им нечего было разорять. Мало людей, много болот и мох кругом, белый, как волосы. Вот мое становище.
— Они разорили прошлой весною твое становище, — злобно сказал Светловолосый, — а мое разорят будущею весною.
Он
XIII. Отщепенцы
Задолго до вылета молодого роя беспокойным и торжественным гудом гудит налитое до краев медом дупло. Пчелы не умолкают и по ночам. С каждым часом гуще и громче становится гудение. И вдруг над тесным старым жильем живою сеткою завьется шальной рой и унесется вдоль опушки в поисках необжитого дупла. Старики отчей пещеры не понимали, что для племени пришло время роения. Сухими своими телами пытались они загородить выходы к воле.
Такого беспокойного времени не помнил никто из стариков. Скрылся Косоглазый. Заплатил жизнью за его грехи Тот Другой. Ушли Светловолосые, за ними — Крот, Лесной Кот и Рысьи Меха. Рысьи Меха увел с собою подростка. Племя походило на разбитый громом дуб, из ободранного ствола которого течет сок, а обожженные ветви торчат среди пожелтевшей сухой листвы.
Старейшины пытались собрать около себя наиболее надежных мужчин племени. Но и наиболее надежные заговаривали о том, что тесно стало племени жить на старом месте и что нужна кость для оружия и просторные леса с непуганной дичью. Ночи напролет просиживали старики в глубоком молчании. В прежнее время их решения всплывали сами собою из темного омута преданий, личного опыта и расчета. Сейчас этот омут высох, как высыхает летом весенняя топь. Утомясь бесплодными усилиями удержать на месте время, старики отдавались маленьким суетливым делам.
Порою они расходились по углам, закрывали глаза и ждали, какие посетят их сновидения. Самые древние постились и проводили ночи в пустынных местах, вдалеке от становища. Там ждали они вещих снов, из глубины сознания идущих, или случайностью подсказанных решений. Но злая сила преградила путь вещим снам. Снился им Косоглазый, умолял о помощи испуганный Стары Крючок. Видели они друг друга — не во сне, а наяву — бессильными перед сонными напастями. Древний покровитель — медведь — не приходил к ним ни с ободрением, ни с советом.
Хуже всех были ждавшие совершеннолетия юноши и девушки. Казалось, им передалось беспокойство стариков. Они стайками ходили по становищу, избегая людных мест.
Из уст в уста передавались невероятные рассказы о судьбе Косоглазого и светловолосых беглецов. Никто не верил, что они ушли далеко от становища. Их видели то среди бела дня, то на рассвете. Считалось, что они бродят вместе и вот-вот позовут племя за собою. Косоглазый являлся то в своем собственном облике, то в виде волка оборотнем шнырял у самой пещеры. Все племя разом заговорило о том, что беглецы задумали раньше всего увести с собою своих женщин. Лишь Тот Другой был забыт.
Лихорадочное оживление овладело женщинами. Кого позовут за собою? Где ждать — у реки ли, у древних ли могил? Или от самого очага поманит, разбудив ночью, осторожная рука?
Готовились уйти близкие и чужие. Шли споры. Девушки-подростки
— Он меня возьмет — я лучше Охотничьего Силка умею плести тетивы.
( примечание к рис. )
Те, что были удачливы на охотах и не уступали юношам в быстроте бега, торопили близких:
— Утренняя Ящерица, Охотничий Силок и ты, Поясок Светловолосого, — так прозвали ее за то, что неотступно ходила за светловолосым, даже когда он прогонял ее к старшим женщинам, — нечего вам ждать, идите на холм и слушайте.
У старейшин были повсюду глаза и уши. Они призывали по одному охотников-тяжелодумов, охотников-завистников, охотников с несчастливою рукою и совещались с ними.
Преданные старейшинам люди по-прежнему днем и ночью стерегли тропы вокруг селения. Засады были рассыпаны повсюду. Рыбная охота была временно оставлена. Питание племени ухудшилось. Близилась осень. Тяжелые сны проносились уже не над одними старцами, а над всем становищем. А ведь сон — это то же, что явь. Две души неизменно живут в человеке: одна ходит за ним тенью днем, а ночью покидает спящее тело, другая же стережет его неотступно вплоть до того дня, когда дыханье его смешивается с дыханьем мира — ветром.
Привели к старейшинам двух девушек. Как перепелки, крались они вдоль лесной опушки и звали светловолосых.
— Где женщины косоглазого? — насторожились старики. — Где женщина Рысьих Мехов?
Женщину Рысьих Мехов с грудными еще — хотя им шла третья осень — близнецами-дочерьми старики взяли в отчую пещеру. Ей было сказано, что она не увидит пищи до тех пор, пока не откроет, в каком направлении ушел самый опасный из отщепенцев.
— Не знаю, — ответила она.
— Не хитри, Старая Рысь! — крикнул Коренастый.
— Он никому не открывает своих мыслей. Не знаю, — тупо твердила она, и только зеленовато-серые глаза светились смехом, упорством и ненавистью. Рысьи Меха выбрал ее среди дочерей бобрового племени, не разлучался с нею и во время походов, не боясь, как боялись другие, что близость женщины ослабит его охотничью силу, делил о нею сердца убитых животных, как делят их с другом или ближайшим помощником по опасной ловитве.
— Ты знаешь… Ты ему не такая женщина, как женщины других охотников, — твердо сказал старик. — Все твои дети от него.
— Догони, спроси его.
Пойманных на лесной опушке девушек старые женщины погнали за пределы становища и ударами прутьев заставили долго и протяжно звать: «Если светловолосые близко, говорили старцы, они примчатся на зов, как молодые кони».
Ко дню новолуния старики приказали связать лыком несколько очищенных от ветвей стволов. Плот провели вдоль всего становища, останавливаясь у ближайших к реке жилищ. Старцы, их близкие, женщины и дети после неистовых плясок криками выгоняли из селения нечисть. Когда духи тревоги и разлада были изгнаны, надежнейшие из охотников стали на страже у очагов. Старцы пошли к следующим жилищам, тщательно осмотрели могильники, заглянули в каждую впадину древних камней, и остальные жители становища шумными ватагами погнали нечисть к плоту. Потом плот оттолкнули от берега и долго еще бросали ему вслед камни, палки и бранные слова, внимательно следя за тем, чтобы его не прибило к берегу.