Крепость не сдается
Шрифт:
В доме Рогалевых света нет. Леонид осторожно стучит условным стуком в окно. Медленно текут минуты. Слабо скрипит дверь.
И вот уже трое идут в ночи. В стороне мерцают редкие огни шахты «Александр», да кое-где в окнах тлеет желтоватый свет. Крадучись, приближаются к амбару, невдалеке от белогвардейского штаба. Здесь закрыты Михаил и Захар Яковлевич Кормильцевы, до них остается менее сотни шагов. Первым идет Илья. Он бесшумно приближался с южной стороны к амбару. Остановился, увидел неподвижно сидевшего часового. Короткий взмах руки товарищам, торопливо, в два прыжка — к часовому. Выхватив винтовку,
— Тихо! Пикнешь — убью…
Леонид и Константин связали часового, засунув в рот кляп. Рослый, плечистый Рогалев, не теряя времени, нащупал замок, легким ломиком взломал его. Железо глухо звякнуло, дверь подалась. Пахнуло прелой соломой и неприятной сыростью.
— Илья, замени часового, ты в шинели и фуражке, — скомандовал Горшков. — Костя, идем со мной.
В углу лежали Кормильцевы. Бросился к ним Рогалев, разрезал веревки, поднял Михаила и понес к выходу. Следом вел грузного Захара Яковлевича Леонид Горшков.
Пока выбирались из поселка, рисковали ежесекундно наткнуться на патрулей. Леонид и Костя шли с трудом: слишком тяжелыми были ноши. На окраине поселка идущий впереди Рогалев камнем упал с Мишей на землю в полынь, подал голос:
— Ложись!
В темноте друзья различили двух солдат. Леонид достал наган. Но пьяное бормотанье подошедших успокоило его. Невольно подумал, что солдаты могут пройти мимо амбара, где, заменяя часового, все еще стоял Илья Петряков.
Наконец добрались до подводы в березняке. Появился Илья Петряков. Быстро усадили Кормильцевых в дрожки.
— До смены часового осталось около получаса. Будем держать направление к урочищу Курлады.
К урочищу добрались благополучно. Сняли с дрожек Кормильцевых. Очнувшись, Михаил слабо простонал:
— Пить.
Озеро было рядом, но в чем принести воды? Илья Петряков нашел ржавую банку, побежал к озеру, набрал воды.
С каждым глотком прибывали силы у Михаила.
— Слушай, Леня, — он повернулся к Леониду, — надо немедленно сообщить Голубцову и Екимову очень важные сведения. На днях приедут командующий местной группировкой войск генерал Сахаров и начальник Челябинской контрразведки капитан Госпинас. Они обеспокоены частыми срывами поставок угля для армии, предлагают водить шахтеров на работу под охраной солдат, — Миша закрыл глаза, облегченно вздохнул и снова заговорил: — Помнишь тех, кого арестовали в июне после взрыва железнодорожного моста между Козырево и Ванюши. Секретаря партячейки Кыштымских копей Прокопьева, десятника Федора Иванова, шахтера Долгова, Ивана Трусова, Федора Наумова. Их на днях повезут из Челябинска в Новониколаевск [14] . Это мне Настя Собакина сказала. Как Настя? Ее не забрали?
14
С 1925 года — Новосибирск.
— Ушла она, — отозвался Горшков. — Сам видел. Я же рядом с тобой был, бросил в Долгодворова пакет с известью, но промахнулся.
Застонал Захар Яковлевич. Жадно стал глотать воду.
— Урядника Урванцева, ребята, не забудьте, — произнес он. — Старался побольнее бить…
Наплывал серый рассвет. Медлить было
— Укроетесь пока в стоге сена, — сказал Леонид. — Я скоро вернусь. Привезу хлеба и воду. День придется пролежать здесь, а ночью перевезем.
Устроили в сене лаз, помогли перебраться туда Захару Яковлевичу и Мише, дали им винтовку, пять гранат, сорок патронов, И вот уже мягко проскрипели колеса дрожек, стало тихо.
Вставал рассвет. Миша задремал. Захар Яковлевич зорко посматривал в щелку за дорогой, охраняя сон сына. И вдруг замер. Шесть всадников мчались в сторону Севостьяново. И снова вокруг глухая утренняя тишина.
А казаки скакали в Севостьяново не случайно.
Как и предвидел Леонид Горшков, исчезновение арестованных обнаружили только при смене часового. Чех Марко весело шутил, развязывая солдата:
— Богу слава, что живым оставили тебя. Много их было?
— Трое.
— Не заливай, друг. На такое дело большевики ходят всегда целым взводом.
— Хотел бы я тебя видеть на моем месте.
Весть о побеге Кормильцевых привела Норенберга в ярость.
— Идиоты! — кричал он на разводящего. — Вам свиней пасти, а не арестованных! Живо часового под арест! Поднять по тревоге взвод конных казаков! Разослать нарочных в соседние поселки и деревни. И пусть казаки не возвращаются, пока беглецы не будут здесь.
В напряженном ожидании сидели на конспиративной квартире Казимира Купора Степан Голубцов и Василий Екимов. Густая осенняя тьма ночи неохотно уступала место безликой предутренней мгле. Василий Яковлевич подошел к окну.
— Чем ближе к рассвету, тем труднее будет Горшкову с ребятами возвращаться, — тихо сказал Екимов. — Чего они медлят? Или не удалось освободить Кормильцевых?
И снова в комнате безмолвие.
Легкий стук в дверь. Все замерли. Еще один стук. Приподнял голову Егор Полещук, спавший с полуночи на койке, рванулся рукой под подушку, к нагану.
— Тихо, — остановил его Голубцов, подходя к двери.
И третий стук. Все облегченно вздохнули: свои.
— Открывай, — кивнул Голубцов Казимиру.
Вошел улыбающийся Леонид Горшков. На лице — ни капли усталости. Кивнул головой и сказал:
— Все в порядке.
— Молодцы, ребята, — кивнул Екимов, когда Леонид обо всем рассказал. Помолчав, обернулся к Полещуку: — Через часик-другой, как появится на улицах народ, езжайте в Челябинск к Софье Авсеевне. Сообщите все, что слышали от Горшкова. Возможно, там примут меры по спасению людей, которых отправляют из Челябинска в поезде смерти. Привезите два паспорта, пропуска. Кормильцевым здесь оставаться нельзя.
— Хорошо, — мотнул головой Полещук.
— Попроси хотя бы сотню листовок, — добавил Голубцов.
Екимов повернулся к Горшкову.
— Сегодня ночью отвезешь Кормильцевых на заимку к Федулу Царионову. А сейчас, Леня, осторожно проберись к дому Кормильцевых. Возьми чистую одежду и что-нибудь из еды.
— Опасаюсь, смогут ли Кормильцевы в стогу сена пробыть незаметно до ночи. Мимо шныряют патрули, кто-нибудь ненароком захочет покормить коня.
— Что предлагаешь?
— Днем увезти их на заимку. Сделать по лесу лишний десяток верст, зато люди будут в безопасности. Дороги с Курладов до заимки я все знаю, выберу лучшую.