Крепость в Лихолесье

Ангина

Сердце Гэджа пропустило один удар. Он едва верил своим глазам… Это было невероятно… неожиданно и ошеломляюще, как поворот сюжета в захватывающей сказке, от которого по спине бегут мурашки и все внутри сжимается не то от страха, не то от восторга… Гэдж оторопел; кто-то словно стукнул его обухом по голове, и в ней не осталось ни единой мысли — лишь жалкие обломки мыслей, беспорядочное крошево, плачевные остатки кораблекрушения.

— Ну? — рявкнул урук на всеобщем. — Чего молчишь? Язык проглотил?

Гэдж по-прежнему не мог выдавить ни слова, только растерянно таращил глаза.

Ему требовалось время, чтобы прийти в себя и собрать эти убогие ошметки мыслей в какое-то подобие связного разумения.

Вокруг них начали собираться другие орки: такие же темнолицые и угрюмые, в грязных, поистрепавшихся в дороге одеяниях со множеством ремней, шнурков и медных застежек. Они смотрели на Гэджа не то чтобы злобно или враждебно, скорее — подозрительно, с неодобрением, как на нечто, неожиданно найденное в самом неподобающем месте; так привередливая красавица, наверно, разглядывала бы некстати вскочивший на подбородке уродливый прыщ.

— Что стряслось? Лагдаш! Что там у тебя? — раздался сердитый возглас.

— Зайца изловил, — проворчал Лагдаш.

Орки расступились — вперед вышел рослый урук в плотном кожаном гамбезоне, надетом прямо на голое тело. Под темной кожей вожака перекатывались тугие узлы мускулов, на поясе висел длинный кнут без кнутовища, в густые черные волосы был кокетливо вплетен шнурок с нанизанными на него мелкими белыми ракушками.

Глаза у него были ядовитые, кисло-зеленые, как крыжовник.

— Ты! — он смотрел на Гэджа исподлобья, без всякого интереса, как на приблудную собаку, заслуживающую хорошего пинка. — Откуда взялся, сопляк?

— Из болота выскочил, щенок! — с готовностью пояснил Лагдаш. — Вон, гляди, весь в дерьме…

— Из болота? — переспросил вожак. — Из Замка удрал, сучонок?

— Вестимо, из Замка, — проворчал кто-то. — Откуда же ему еще взяться?

— Далеко же тебя занесло, гаденыша. — Зеленоглазый оглянулся на кого-то, невидимого для Гэджа. — Знаешь парня, Радбуг?

— Первый раз вижу, — отозвался из-за спины Гэджа другой орк, надо полагать, Радбуг. — Глянь, Каграт, он одет не по-нашенски.

— Разумею, что не в дерюжку. — Вожак как-то неприятно усмехнулся. Потом взял Гэджа двумя пальцами за подбородок и, вздернув ему голову, внимательно всмотрелся в его лицо, повернул направо, налево, разглядывая уши. — На тебе нет Знаков рода… Откуда же тебя принесло, такого… особенного? Ну, чего стали?! — властно рявкнул он на кого-то поверх головы Гэджа, так, что тот чуть не вздрогнул. — Балаган вам тут, что ли? Кому кнутом по заднице — подходи! Лагдаш, поддай им горяченького… Ну? — отрывисто спросил он, вновь обращаясь к пленнику.

Гэдж облизнул губы. Обстановка отнюдь не располагала к искренности и доверию… Чем дальше, тем больше в окружении этих крепких лихих парней ему становилось не по себе.

— Я… я не из Замка, — сказал он едва слышно.

— Да ну, правда? — Каграт хмыкнул. — Тогда откуда?

— Изд-д… Издалека, — пробормотал Гэдж, не на шутку струхнувший. Что, если его сейчас сочтут за лазутчика? Как-то не так представлял он себе встречу с сородичами… Он слышал позади, на дороге, шаркающие шаги множества ног, чьи-то

вздохи и кряхтение, неразборчивое бормотание, скрипение несмазанных колес, топот копыт, фырканье не то лошадей, не то мулов, проходящих мимо; ему очень хотелось обернуться, посмотреть, что там происходит, но он не смел, да и не мог — Каграт по-прежнему крепко сжимал его подбородок, и пальцы у него были жесткие, как стальные штыри.

— Издалека, говоришь? — медленно переспросил вожак, его пронырливые зеленые глаза колюче въедались в пленника, точно маленькие буравчики. Гэдж глотнул, чувствуя себя крайне неуютно под этим испытующим взглядом; мысли его проносились в мозгу так быстро, что он не успевал сосредоточиться ни на одной.

— Ну да. Я не здешний. И просто собирал немейник… тут, на болотах, — в полнейшей растерянности выдавил он наконец, не зная, как бы половчее объяснить этим суровым ребятам причины своего появления на их пути. — А вы… вы — орки? — добавил он почти шепотом.

Глупее вопроса, наверное, придумать было невозможно. Ответом ему, как и следовало ожидать, был дружный хохот дюжины луженых глоток.

— Нет. Эльфийские девы, — спокойно сказал Каграт; он, единственный из всех, не заржал громко и нарочито, захлебываясь от восторга, не стал подталкивать соседей локтями, даже не улыбнулся. — Эй, парни, — гаркнул он своей кодле, — ну-ка, живо рассыпаться по полянке, цветочки собирать! Ну, чем мы не эльфы?

Веселье вокруг Гэджа не утихало. Он стоял, словно прикованный к позорному столбу, понимая, что ляпнул глупость, но не в силах справиться с охватившим его смятением. Почему-то он такого приема не ожидал… Какого лешего этот разбойник Каграт так на меня уставился, спрашивал он себя, что, ну что у меня не так — четыре глаза, ухо на затылке, звезда во лбу? И что мне теперь делать — попытаться с ним объясниться? схитрить? сбежать? Но как? Крепкие и длиннорукие громилы-охранники окружали его со всех сторон, и вырваться из кольца для Гэджа не представлялось возможным, а по доброй воле, он понимал, они его теперь вряд ли отпустят.

— Ты здесь один? Откуда пришел? Где твоё племя? — отрывисто выспрашивал меж тем Каграт, тряся Гэджа за плечо, словно игрушку из соломы. — Да отвечай же наконец — онемел? Придурковатый какой-то… С Луны ты свалился, что ли?

— Скорее, с крепостной стены — головой вниз! — проворчал кто-то. — Чего ты его мнешь, Каграт, не видишь — блаженный он…

— Если на нем нет Знаков рода…

— Ясное дело — чужак!

— Или хуже — шпион…

— Да чего мы гадаем! Вон у него шмотник на плече — надо поглядеть, что там да как. Вдруг чего и прояснится.

В суме у Гэджа не было ничего, кроме гребешка, фляги с водой, да завернутых в тряпицу записок с приключениями многострадального Анориэля, с которыми орк предпочитал не расставаться и которых отнюдь не желал предъявлять каждому встречному по первому требованию. Впрочем, его мнением не считали нужным интересоваться: его уже лапали чьи-то бесцеремонные руки, толкали и пихали, стаскивали с плеч котомку, вырывали торбу с немейником, тянули с пояса кинжал в замшевых ножнах…

Этого нельзя было допустить.