Крепость в Лихолесье
Шрифт:
Цепкие когти вожака впивались Гэджу в плечо даже сквозь плотную ткань дорожной куртки.
— Ну, говори, — голос его звучал небрежно.
— Что говорить? — пробормотал Гэдж. Где-то впереди яростно заорали, зарычали орки, громко защелкал кнут — раз, и другой, и кто-то отчаянно заверещал: «Не надо! Не надо!..»
Гэдж вздрогнул. Каграт недовольно поморщился.
— Говори, — буркнул он, — откуда у тебя этот оберег.
Худшие опасения Гэджа подтвердились, «брюхоногими» Каграт, видимо, называл пленных… Кто они были? Откуда? Может быть, война, на которую туманно намекал Гэндальф, уже объявлена?
И что, собственно, мешает Гэджу в самое ближайшее время пополнить унылые
— Я не знаю, — негромко сказал он в ответ на вопрос орка. — Когда меня нашли, он уже был при мне.
— Нашли? Где?
— В горах…
— В каких горах?
— В Туманных.
Каграт хмыкнул.
— Экий ты немногословный… А что сталось с другими?
— С какими другими?
— С твоими родичами. Ты же не с Луны туда свалился, в Туманные горы-то.
Гэдж пожал плечами.
— Я ничего об этом не знаю… Я вообще сам ничего не помню, я совсем малой был.
— Ясно. Их убили?
— Ну… наверное.
Каграт задумчиво потирал подбородок.
— А почему не убили тебя?
— За меня вступился один… человек.
— Человек? Да ну? — Каграт глухо рыкнул. — Это с какой стати вступился, интересно? Он что, безумец?
— Он — волшебник, — сухо пояснил Гэдж.
— Ах, вот оно что. Волшебник, — Каграт насмешливо, понимающе хмыкнул. — Этот сумасшедший старикан в буром балахоне, который бродит тут по лесу, свиристит по-птичьи и вытаскивает зверье из расставленных ловушек? Ну, знаю я его, тот ещё старый телепень… Так ты, выходит, у него жил?
— Ну… да, — пробормотал Гэдж, решив, что говорить Каграту о Сарумане нет никакой нужды — по крайней мере, сейчас. — А с какой стати вы… ты вообще всем этим интересуешься?
— Да вот с такой. — Каграт сунул лапу за пазуху, извлек из-под гамбезона нечто, висевшее на шее на кожаном шнурке, и предъявил спутнику.
Гэдж облизнул губы.
Это был обломок амулета — древний и неказистый, с полустершейся от времени чеканкой: на потускневшей поверхности едва виднелся завиток изящной эльфийской руны «сит». Дрожащими пальцами Гэдж стянул с шеи «эстель», сложил обе половинки амулета — и они сошлись, как родные… словно братья встретились после долгой разлуки: поистрепавшиеся в боях, тертые жизнью, прошедшие сквозь огонь и воду, но неизменно помнящие друг о друге… Перед глазами Гэджа все поплыло; не в силах выдавить ни единого вразумительного слова, он поднял на Каграта растерянный взгляд.
Вожак, ухмыляясь уголком рта, громко, удовлетворенно заурчал, невероятно довольный.
— Ну, чего гляделки вылупил, удивлен? — посмеиваясь, спросил он. — Меня-то тоже судорогой скрутило, когда я увидал у тебя эту штуковину. Так вот… челюсть подбери и слушай сюда. Одна половинка этого оберега была у меня, а вторая — у твоей мамки, и, наверно, она тебе её отдала, когда… ну, не знаю когда, но отдала — ежели, конечно, ты телегу не гонишь, что тебя нашли вместе с этой ерундовиной.
— А, — Гэдж запнулся. — Н-ну… того… ага… ясно. Понятно. А… где?
— Что где?
— Н-ну… она. Моя… мамка.
— Понятия не имею. Я её уж, почитай, лет пятнадцать не видывал, с того времени, как… В общем, не знаю я, что с ней стало — может, визгуны её прикончили, а может, и кто другой, хрен теперь разберешь. Но вряд ли она жива, это уж как пить дать.
Гэдж молчал. Пытался уложить все услышанное в голове. Новости свалились на него совершенно неожиданно, словно снежный ком с крыши, попросту сбили с ног и распластали в канаве, пораженного, ошеломленного и раздавленного вусмерть. Мир перед ним внезапно перевернулся, пустил трещины, рассыпался на кирпичики, и теперь сложить из них что-либо крепкое
— Так это… выходит, — он глотнул, — выходит, ты… и я… то есть мы… ну, того… в общем…
— Эй, там, поровнее! — рявкнул Каграт на кого-то с краю колонны, поверх голов идущих впереди. — Ухтанг, заснул? В объятиях гуулов проснешься… — Он выдернул из руки Гэджа свою половинку амулета и спрятал обратно за пазуху. — Насмотрелся? Давай вертай назад, получишь её после Посвящения, как я её от своего папаши получил… Раз ты, значится, теперь у меня старший, она тебе должна достаться. — Он задумчиво постучал пальцем по нижней губе. — До тебя, правда, ещё двое было, но один помер от какой-то хвори, а другой мальцом сгинул в той давней заварухе. А тех, что уж после тебя, в Крепости народились, я и не считал.
— У меня… есть братья? — пробормотал Гэдж.
— А как же. И пара сестёр вроде. Я же говорю — не считал.
Каграт говорил обо всем так буднично и равнодушно, точно всё это разумелось в порядке вещей — но в голове Гэджа царил полный кавардак. «Может, это все — бред? — уныло спрашивал он себя, тащась вслед за Кагратом по неведомой ненадежной дороге, спотыкаясь тут и там — ноги у него стали какими-то чужими. — Таких совпадений не бывает… Наверно, я заболел… объелся вчера жареных грибов… и теперь мне мерещится всякая чушь… Ну не может же этот разбойник Каграт быть моим родным отцом! А моя мать… что с ней стало? Она погибла… была убита или бесславно сгинула где-то в горах… А братья… У меня, значит, были — и есть — братья? И даже сестры…»
Каграт яростно встряхнул его за плечо.
— Ну, рассказывай! Чего молчишь-то, язык проглотил?
— Что… что рассказывать? — спросил Гэдж едва слышно.
— Как тебе жилось у твоего старикана, например. Бестолковый ты какой-то, как из чулана давеча вылезший… В клетке он тебя держал, что ли? Взаперти?
— Нет, просто… Я… я, собственно, не ожидал, что все так случится, — пробормотал Гэдж. Его охватило смятение. Что мне теперь делать? — спрашивал он себя. Возрадоваться столь не чаянному возвращению к предкам, заключить новообретенного отца в объятия, горячо облобызать его в обе щеки? Расспросить о матери и братьях? Рассказать ему про свою жизнь в Изенгарде, про Сарумана, про занятия медициной… ведь именно это я должен сейчас сделать, да? Именно этого он от меня ждёт? Именно этого я хотел, об этом мечтал долгие годы, желая встретиться с сородичами, обрести родителей и найти семью… увы! Отчего-то язык у Гэджа не поворачивался завести такой разговор: неясным чутьем он угадывал, что Каграт бесконечно далек от того мира, в котором Гэджу до сих пор приходилось пребывать, и попросту не поймет… не способен понять вещей, которые для Гэджа являлись центром и смыслом существования.
Он смотрел в землю.
— Я, ну… я вообще прежде никогда не видел орков… таких, как я. Я так удивился…
— Ну, еще бы! То-то нос сморщил — рылами, видать, мы не удались? — Каграт усмехнулся, впрочем, довольно благодушно. — На картинках-то в книжках всё, поди, почище смотрелось, э? А в натуральную величину мы тебе что-то не особенно показались.
— Да нет, почему? Вполне… недурственно, — пробормотал Гэдж. Он по-прежнему не мог разобраться в себе и понять, как ему стоит относиться к происходящему: мысли его и чувства свились в какой-то тугой невнятный клубок, точно грязные чулки, и Гэджу требовалось время, чтобы распутать их и разложить по местам. — А кто такие гуулы? — поспешно спросил он, желая перевести разговор на другую тему: он мучительно хотел отвлечься, думать сейчас о чем угодно, только не о том, что так настойчиво лезло в его пухнущую голову.