Крепость в Лихолесье

Ангина

Орк с яростью ударил кулаком соломенную подушку. Сам не свой, неохотно сполз с лежанки, спустился с чердака в горницу, вышел во двор. Смоки сидел возле лужицы посреди двора (ночью действительно прошел проливной дождь) и внимательно изучал свое отражение в воде, время от времени трогая его лапой и глубокомысленно урча. Енот копошился в куче мокрой соломы, лисица при виде Гэджа юркнула в собачью конуру и затявкала оттуда встревоженно и сердито. Гэдж подошел к кувшину-умывальнику и сунул голову под струю холодной воды. Стало немного легче: мысли прояснились и более-менее упорядочились, хотя гнетущее впечатление, оставленное кошмарным сном, полностью не

рассеялось, лежало на душе Гэджа мёртво и неподъемно, будто пласт сырой глины.

Радагаста нигде не было видно. Орк вытянул из колодца ведро воды, наполнил опустевший умывальник, вылил остатки воды в поилку для коз. Следовало, наверно, пойти на летнюю кухню, разжечь огонь в жаровне и поставить чайник…

Негромко стукнула садовая калитка.

— Гэдж! Помоги-ка мне.

Радагаст спешил через двор, держа в руках нечто мохнатое и полосатое, слабо трепыхающееся, положил свою добычу на стол под навесом. Это был молодой барсук, перепуганный и взъерошенный; он слабо шипел и размахивал когтистыми лапами, норовя выкрутиться из рук мага и юркнуть в укромный уголок. Нос его был выпачкан землей, шерсть свалялась, правая передняя лапа, грязная и окровавленная, бессильно висела тряпочкой.

— Попал в капкан, — коротко пояснил Радагаст, — тут, неподалеку в лесу. Орки из Дол Гулдура ловушки возле барсучьих нор ставят, чтоб их…

— Не рановато ли для охоты на барсуков? — удивился Гэдж. — Они еще жир-то не нагуляли.

— Орки барсуков не только ради жира ловят, шкурки с них обдирают, чтоб пещеры утеплять, да и мясом не брезгуют, — пояснил Радагаст. — Но барсучок-то — сеголеток, молодой совсем, что с него возьмешь… Ну-ну, не балуй, успокойся, бедолага ты мой, — придерживая зверька одной рукой, другой он ласково поглаживал его по спинке, по темной жесткой шерстке, что-то мягко увещевающе бормоча, и барсучонок как будто присмирел: оставил намерение вырваться, оттяпать Радагасту палец и сбежать, затих, доверчиво вытянулся на столе и, подергивая черным чувствительным носом, расслабленно полуприкрыл глаза. — Гэдж, — велел маг орку через плечо, — принеси бинты и снадобье из шкафчика, что стоит в сенях.

— Какое снадобье?

— Мазь из немейника… увидишь там в деревянном горшочке.

Гэдж отправился выполнять поручение. Снадобья в посудинке осталось на самом дне, и Радагаст, растирая остатки мази по лапе дремлющего барсука, обеспокоенно покачал головой.

— Надо бы пополнить запас… Хорошая штука этот немейник — и лечит, и обезболивает, и воспаление снимает.

— А рецепт есть? — спросил Гэдж. — Мазь-то сделать несложно… Он ведь на болотах растет, этот немейник?

— На болотах. Серенькие такие мяконькие цветочки.

— Я знаю. Могу сходить и набрать.

Радагаст аккуратно перебинтовывал тряпицей обработанную мазью барсукову лапу. Вздохнул с видом человека, чьи опасения полностью оправдались.

— Неладно что-то в лесу, Гэдж. Будет время — сходим вместе… А то ведь пойдешь да пропадешь — и что я тогда скажу Гэндальфу?

«Если он вернется», — с досадой подумал орк.

— Да что со мной может случиться? Я что, стеклянный? — проворчал он. Ему порядком надоело, что все считают его бестолковой хрустальной вазой, которую вроде и тащить тяжело, но и бросить нельзя, к тому же сидеть в лени и праздности в Росгобеле ему сегодня было совершенно невмоготу. — Не тревожься… Раз уж меня навязали тебе на шею в качестве помогалы, я теперь буду помощь тебе причинять изо всех сил.

Радагаст криво улыбнулся.

— Вот этого-то я и

боюсь, друг мой.

— Ну, спасибо.

— Слишком уж ты порой бываешь рьян в своих устремлениях. — Бурый маг рассеянно поглаживал притихшего барсука. Затея Гэджа ему совершенно не нравилась, но он слишком хорошо понимал, что удержать орка в Росгобеле возможно, только связав его по рукам и ногам. — Но мои слова, увы, для тебя мало что значат, посему мне остаётся уповать лишь на твое благоразумие и осторожность. Что ж, иди, охота пуще неволи… только, будь добр, не забирайся далеко. Немейника вполне и на краю болот можно набрать, в топи лезть никак не требуется.

— Угу, — сказал Гэдж.

* * *

На болотах все оставалось по-прежнему.

Стояла тишина, слоился туман. Из горсточек почвы, сохранившихся под слоем болотной жижи, кое-где торчали гнилые, высохшие трупы деревьев, словно покосившиеся столбы на старых могилах. Время от времени, разрывая мглу, вздувался над водой огромный пузырь — и глухо лопался, точно гнойник, распространяя в мёртвом воздухе удушливые, вызывающие дурноту миазмы. Длинные и путаные бесцветные водоросли полоскались в густой, будто расплавленная смола, чёрной воде, покрытой какой-то отвратительной серой пленкой. Болота, как всегда, представлялись пустынными и безжизненными, и все же сейчас Гэдж как никогда был уверен в том, что они обитаемы, что из кисеи тумана наблюдают за ним десятки жадных внимательных глаз, чьи обладатели незримо затаились в зловонной пелене — и ждут, ждут, когда орк, одурманенный злыми чарами колдовских трясин, переступит невидимую границу…

Но Гэдж, верный своему обещанию, не заходил далеко. Он брел по краю болот, собирая в берестяную торбу растущие на кочках серенькие невзрачные цветочки с толстыми мясистыми листьями. Здесь, на границе топей, они попадались редко и были мелковаты, так что орку пришлось пройти на восток полторы-две мили, прежде чем ему удалось насобирать половину торбы; конечно, если бы продвинуться чуть дальше в глубину болот, сказал он себе, хотя бы на полсотни ярдов, дело бы пошло намного быстрее…

Он остановился.

Лес перед ним неожиданно оборвался. Гэдж вышел к просеке, по которой пролегала земляная насыпь и широкая — здесь могли бы разъехаться две средней величины телеги — дорога. Она пропарывала лес насквозь, выходила к болотам и тянулась, насколько хватало глаз, дальше, ныряя в туман — широкой, сложенной из крепких надёжных брёвен гатью. Бревна были толстые, основательные, кое-где поросшие мхом; промежутки между ними оказались заложены хворостом и пластами торфа. Дорога, должно быть, вела к Дол Гулдуру; интересно, спросил себя Гэдж, знал ли о ней Гэндальф? И не этим ли путем увёл волшебника пронырливый Пучеглаз пару дней назад?

Томимый любопытством, орк ступил на мшистые бревна и прошёл по гати с десяток-другой ярдов. Настил чуть дрогнул и покачнулся под его тяжестью; внизу зачавкало и захлюпало, кое-где в промежутке между бревнами поблескивала вода. Что-то белело чуть в стороне от гати, погруженное в зеленую хлябь, и Гэдж присмотрелся: кажется, это был череп, но чей — человеческий, орочий, лошадиный — орк разглядеть не мог. Зато серые цветочки немейника вокруг черепа поднимались исключительно густо и дружно, лоснясь от сытости, и были куда крупнее и жирнее своих чахлых собратьев, растущих на краю болота. Гэдж мысленно облизнулся: до черепа и немейника было совсем недалеко — пара ярдов, три-четыре осторожных шага.