Крепость в Лихолесье
Шрифт:
Это действительно было вино — теплое, очень насыщенного, чуть вяжущего вкуса — такие вина привозили на Запад из Дорвиниона. Оно согревало и придавало сил; бодрящее тепло пробежало по жилам волшебника, оживило застывшее тело и мозг, и пальцы босых ног, до сих пор казавшиеся магу фарфоровыми — того и гляди отколятся и раскатятся по полу — немного оттаяли. Плотный, как на болотах, туман, клубившийся в голове, некоторым замечательным образом поредел, и, немного придя в себя, Гэндальф осмотрелся более внимательно.
Помещение было низким, сырым, полуподвальным; здесь, в отличие от остальных подземелий, витали запахи не болота — скорее трудноопределимые, источаемые каждым дюймом стен застоявшиеся миазмы страдания и страха, боли, отчаяния, засохшей крови
Кроме дознавателя, занятого свитком, в помещении находились еще две темные, закутанные фигуры, сидевшие возле очага: тщедушный, бесцветный, как водоросль, человечек с редкими мышиного цвета волосами и болезненно-бледным, будто никогда не видевшим солнца лицом; он нежно полировал кусочком замши какое-то изуверское орудие, похожее на черную когтистую лапу. Его напарник казался личностью куда более примечательной — это, несомненно, был пещерный тролль, но странно щуплый и малорослый для существ этого вида, этакий тролль-карлик: бесформенная глыбка плотных телес, покрытая не то щетиной, не то зеленоватой чешуей, и облаченная в грязное, неопределенного цвета рубище. Он сидел на корточках, слегка наклонившись вперед и едва заметно покачиваясь на пятках, опираясь на шишковатые костяшки пальцев — его длинные кривые лапы свисали до пола. Но невольная дрожь пробрала Гэндальфа при взгляде на его лицо, на безвольно отвисшую нижнюю губу, на мутные глаза, прячущиеся под выступающим лбом, на свисающую с подбородка нить клейкой слюны с прилипшими к ней частицами грязи — это была физиономия слабоумного… Тролль был занят тем, что с отвратительным, жадным интересом следил за руками напарника, наводящими лоск на пыточный инструмент — пока его вниманием не завладело появление пленника. Крохотные, налитые кровью глазки нащупали Гэндальфа — и в дремлющем мозгу юрода забрезжила рожденная в муках мысль, извращенный интерес; слюнявые губы сложились в плотоядную ухмылку, из пасти вывалился лиловый язык, и на отталкивающей роже выразилось алчное предвкушение зрелища чужих страданий — должно быть, единственной вещи, по-настоящему доступной его убогому, недоразвитому уму… Волшебник поспешно отвел взгляд.
Тишину, стоявшую в подземелье, нарушало лишь потрескивание углей в очаге да глухое утробное урчание тролля. Где-то в темном углу, за занавесью, что-то шевелилось и едва слышно поскуливало, точно там прятался большой пес. В мерцающем пламени очага поверхность стола перед Гэндальфом казалась графленой; вся она была закапана потеками воска, испятнана чернильными кляксами, замусорена обрывками пергамента и обрезками перьев. Чернильница представляла собой нечто причудливое, желтовато-белое, оправленное в медь, с пустыми глазницами и большими, торчащими вперед широкими зубами-резцами. «Занятно, должно быть, — мрачно подумал Гэндальф, — окунать перо в раздробленный крысиный череп».
— Мёрд, — сказал вдруг дознаватель, его голос-полушепот звучал как-то странно, будто доносился со стороны: словно вместо него говорил кто-то другой, прячущийся в темноте. — Ты, я вижу, опять включил в список клещи для выдирания ногтей… Разве эта заявка не была выполнена еще прошлой зимой?
Бесцветный человечек поднял голову, ежась, будто
— Да, была… Ну и что? Инструмент вновь пришел в негодность, господин Кхамул.
— В негодность?
— Переломился винт, скрепляющий рукояти, — Мёрд покосился на тролля, который, самозабвенно пуская слюни, по-прежнему не спускал с Гэндальфа вожделеющего взора. — Видите ли, бывают моменты, когда Гомба… не способен толково соразмерять собственную силу.
— Не стоит доверять Гомбе такие нежные инструменты, Мёрд, — спокойно заметил Кхамул. — Стоимость новых клещей будет вычтена из твоего содержания.
— А почему не из содержания Гомбы? — сердито проворчал Мёрд. Но Кхамул предпочёл пропустить его слова мимо ушей.
— А что случилось с малым винтовым прессом? Тоже пришел в негодность?
— Н-нет… Просто механизм проржавел насквозь.
— Надо было чаще смазывать шестерни.
— Надо было чаще смазывать шестерни хорошей смазкой, — сварливо возразил Мёрд, — а не той ослиной мочой, которую привозят с восточных холмов. Да закажите уже у гномов приличное, качественное масло! Разве вы не знаете, в каких условиях мне приходится работать? — Как-то нервно дергая шеей, он обвел взглядом сырые, серые, в потеках влаги подвальные стены. — Сырость, холод, плесень… Любой механизм не выдержит такой мокрети, я уже не говорю о себе. Но кого интересует моя подагра, поясничная грыжа и еженощная ломота в теле? Впору требовать усиленный паёк за вредность…
— Обратись в Канцелярию, пусть писцы составят жалобу, — безучастно откликнулся Кхамул. — Она будет рассмотрена в течение месяца.
— Да что толку-то? — негодовал Мёрд. — Я подавал прошение в прошлом году — и что? Кому какое дело до проблем мастера заплечных дел? Вам всем только подавай результат… да чтоб все было чисто и аккуратно, чтоб материальчик не попортить! А если я завтра решу уйти на покой — где вы сейчас найдете такого покладистого и умелого палача, эм?.. А, да что там! — Он безнадежно махнул рукой с видом человека, окончательно раздавленного равнодушной вселенской несправедливостью. — Кстати, отметьте там у себя — подноготные иглы, обручи и воронки лучше изготавливать из меди, железо моментально ржавеет…
Гэндальф вновь отпил глоток вина, поперхнулся и закашлялся. Кхамул скатал свиток и, убрав его во внутренний карман плаща, посмотрел на пленника — обратил к нему темный, спрятанный под капюшоном провал лица.
— Гэндальф Серый, — произнес он негромко. Это был не вопрос — утверждение, которое не требовало ответа. — Он же Митрандир, он же Инканус, он же Серый бродяга и еще леший знает кто… Ну-с, сударь, и как прикажете к вам обращаться?
Гэндальф развел руками.
— А это имеет для вас какое-то значение?
Кхамул, откинувшись на спинку скамьи, задумчиво покручивал в пальцах, затянутых в тонкие кожаные перчатки, небрежно очиненное перо. Странно, но кольца с аметистом на его руке не было… либо Кхамул не желал его попусту кому-либо демонстрировать.
— Да нет, не особенно. Послушайте, Гэндальф или как вас там… зачем вы вообще сюда притащились, а?
— Честно? — хрипло спросил волшебник. — Просто хотел узнать, что здесь происходит… Лесной Замок много лет стоял пустым и покинутым, без хозяина… а сейчас здесь просто кипит жизнь и жаркая неудержимая деятельность. Это, знаете ли, не может не вызывать у окружающих определенного любопытства.
— Вы забыли добавить словечко «нездорового», — Кхамул устало вздохнул. — Да и зачем, собственно, вам понадобилось лезть в Дол Гулдур через нужники и отводные канавы? Почему вы просто не поставили нас в известность о том, что намерены нанести визит? Вас бы приняли, как дорогого гостя и дружественного посланника, со всем подобающим вниманием, обхождением и почестями.
— Что ж, это еще не поздно исправить, — бодро заметил Гэндальф.
— Поздно, — сухо сказал Кхамул. — Вас поймали, как шпиона… и относиться теперь, боюсь, станут соответственно. Вы, конечно, понимаете, с кем имеете дело? — На секунду он отбросил с головы капюшон.