Крепость в Лихолесье
Шрифт:
Вода в жестяной баночке, подогреваемой над масляной горелкой, с бульканьем закипела. Волшебник достал с полки две небольшие деревянные кружки, чем-то небрежно обмахнул их (Гэджу показалось, что бородой) и разлил по ним «чай», бросив в кипяток горсточку каких-то сушеных ягод. К чаю полагалось и угощение: твердые и хрупкие, как чугун, пресные галеты, а также сморщенные светлые брусочки чего-то волокнистого и чуть сладковатого — орк опознал в них кусочки сушеной моркови, видимо, позаимствованные Шмыром в одной из «сухих» кладовых.
Или Шмыру, как «комнатной собачонке» Хозяина Крепости, полагался отдельный, так сказать, «собачий»
— Траин, — Гэдж задумчиво смотрел на дно своей кружки, — знакомое имя… Кажется, где-то я его слышал… или видел…
— Ну, возможно, оно попадалось тебе в исторических хрониках, — беспечно заметил волшебник.
— Гм, — пробормотал Гэдж. — Этот горбатый уродец уже успел отметиться в исторических хрониках?
— Было бы удивительно, если бы не успел, — с прохладцей отозвался Гэндальф. — Полное имя и титул этого «горбатого уродца» — гном Траин, сын Трора, последний Король Под Горой.
Голос волшебника звучал хрипло и приглушенно, но притом чуть ли не торжественно, точно у распорядителя пира, представляющего знатных гостей пред светлые очи Его Величества. Гэдж прислушался к себе, но не обнаружил в душе ни удивления, ни почтительного благоговения, ни желания пасть перед Шмыром/Траином ниц и восторженно облобызать подол его мешковатого одеяния… Все эти громкие имена, родословные и титулы ему ни о чем не говорили.
— Король? Он сам тебе об этом сказал?
Гэндальф рассеянно почесывал пальцем переносицу.
— Нет. Он почти ничего не помнит из своего прошлого. Но догадаться оказалось несложно… Несколько лет назад Траин и несколько его соратников хотели вернуться в Эребор, свое покинутое Королевство, но по пути, в Лихолесье, Траин оказался похищен… Отчасти я и хотел пробраться в Дол Гулдур для того, чтобы выяснить его судьбу… а также судьбу кое-какой имеющейся у него вещи.
— Выяснил? — пробурчал Гэдж.
— Вполне.
— Да уж, житуха у него здесь не королевская… — Орк окинул взглядом убогую клетушку, сырые глухие стены, мрачную обстановку, грубые лавки-лежанки, прикрытые тряпьем и кислой овчиной. — В кагратовой конуре и то поуютее.
— Зато, по крайней мере, здесь безопасно, — заметил Гэндальф. — Об этом логове внутри стен никто не знает — ни орки, ни назгулы… разве что сам Властелин. Но я тешу себя надеждой, что ему покуда неведомо, что я жив, иначе он, конечно, не оставил бы меня в покое, слишком уж многое мне теперь известно.
— Как ты сюда попал? После того, что случилось… ну, там, в подвале? Значит, это Шмыр пришёл тебе на подмогу?
Волшебник медленно кивнул.
— Признаться, я довольно плохо всё это помню — очень уж основательно твой папаша приложил меня, хм, головой об стену. Но — да, Шмыр явился очень вовремя и спрятал меня в потайном ходе внутри стены… а потом, потихоньку-полегоньку, мы с ним добрались и сюда, в это Убежище.
— И ты не боялся, что он тебя… опять сдаст? — тихо спросил Гэдж.
Гэндальф секунду-другую молчал, прежде чем ответить. Задумчиво катал на ладони жесткие кусочки морковного сахара.
— Я был очень слаб, Гэдж, и, по правде говоря, ничем не сумел бы Шмыру помешать, если бы он решил это сделать. Но, как видишь, я все еще жив и все еще здесь… А Шмыр… вернее — Траин… совершил настоящий подвиг.
— Угу.
— Там, в Башне, известен секрет лекарства, которое помогает… нет, не излечить — замедлить развитие черной немочи. Вот почему
— Ты уверен?
— Да, — тон волшебника был суров. — Хворь одолевает его… с каждым днем ему всё хуже и хуже. Ему достаточно просто выдать меня визгунам, чтобы снискать милость Башни и получить добрую порцию зелья — но он предпочитает молчать… По-твоему, это ничего не значит, Гэдж?
Орк сидел, обхватив плечи руками.
— Он… скоро умрет?
— Да. И знает об этом. Но, как видишь, старается не падать духом… Он бродит по Замку, невидимый в этих потайных ходах, смотрит и слушает, добывает кое-какие припасы и даже выполняет мои довольно, гм, неудобные просьбы… Это я просил его тебя найти, Гэдж, или, по крайней мере, разузнать о твоей судьбе.
— Зачем? — пробурчал Гэдж. — Вряд ли я могу быть тебе сейчас чем-то полезен, раз у тебя теперь есть такая приятная компания.
Гэндальф вздохнул — со сдержанным сожалением, как человек, вынужденный вновь и вновь объяснять прописные истины неразумному младенцу. Отломил кусочек лежавшей в жестяной миске пресной галеты, подержал его в руке.
— Я тревожился за тебя, дружище… я не знал, где ты и что с тобой произошло. И уже почти не надеялся это узнать… Раз за разом Траин возвращался из своих вылазок ни с чем, и я вконец совершенно отчаялся, я был уверен, что ты давно мертв.
— То же самое я думал и о тебе, — пробормотал Гэдж.
— Лишь недавно ему посчастливилось напасть на твой след. Он выяснил, что ты живёшь не в казармах, и искал удобного случая с тобой связаться. И сегодня ему наконец повезло.
— Неизвестно, кому повезло больше — ему или мне, — Гэджа передернуло: вспоминать события нескольких последних часов оказалось делом малоприятным. — Слушай, а что это была за штуковина, такая маленькая, черная… с ядом? Птичий коготь?
— Коготь? — Гэндальф удивлённо приподнял брови. — Откуда ты о нем знаешь?
— На меня напали, — сдавленно сказал Гэдж, потирая горло, — там, в подвале. Один из местных громил… Долго рассказывать… А Шмыр воткнул эту штуковину ему в плечо! И он… умер.
Ему не хотелось об этом говорить, да и смерть Шаваха, в общем-то, имела к происходящему очень мало отношения. Но волшебник смотрел на него встревоженно.
— Вон оно что, — он отвел рукой прядь волос, закрывающих шею Гэджа, разглядел синяки, оставленные лапищами Шаваха: на тёмной коже орка они не слишком бросались в глаза, но все же были заметны. — Да, коготь был с ядом, — сказал он со вздохом. — Я обзавёлся им ещё в Изенгарде на случай, так сказать, непредвиденных обстоятельств. Когда я попал в Башню, все мое шмотье досталось Шмыру в качестве трофея, а вещица эта была спрятана в пряжку пояса. Её, к счастью, не нашли при обыске — даже не потому, что плохо искали, а просто ничего подобного не ожидали найти… Она, конечно, не этому твоему «местному громиле» предназначалась, но я рад, что сумела пригодиться в нужный момент.