Крепость в Лихолесье

Ангина

Чавкнул край настила, от него одна за другой потекли в стороны волны, покачивая ковер болотного мха и лохмотьев ряски. Топот начал медленно отдаляться…

Гэдж перевел дух. И что теперь?

Его одолевала мелкая неуправляемая дрожь. Густая вода мягко сдавливала со всех сторон — чуть тепловатая, как парное молоко; от неё поднимался странный сладковато-мускусный запах, точно от большого животного, и мир, наполненный этим запахом, начинал неторопливо расплываться, вращаться и покачиваться перед глазами. Орк осторожно высунул голову из-под настила, чтобы отдышаться. Как долго ему придется мокнуть в этой вонючей луже, прежде чем эльфы поймут, что упустили беглеца, и вернутся обратно? Пусть вода в озерце отнюдь не студеная,

даже приятно-тепловатая, как нагретая солнцем грязь (где-то на дне есть теплый источник?), но осенние ночи долги и зябки…

Он вздрогнул.

Что-то случилось — там, впереди.

Раздались в ночи громкие яростные крики, резкой нотой разорвали туманную болотную тишь. Негромкий, уже слышанный Гэджем шелест донесся из мглы… Испуганно заржали и суматошно заметались по настилу лошади. Что-то коротко свистнуло — выпущенная стрела? Эльфы встревоженно перекликались на своем языке. Гать затряслась — что-то происходило там, невдалеке, скрытое покровом тумана, какая-то невнятная сумятица; болото проснулось и ожило, где-то в его недрах родилось унылое шипение, поднялось к поверхности, надвинулось со всех сторон разом, стелясь над топью. Зазвенело оружие, что-то тяжелое шлепнулось в воду, кто-то яростно захрипел и что-то отрывисто выкрикнул по-эльфийски. Из тумана — Гэдж поспешно нырнул обратно под настил — вырвался всадник на гнедом, роняющем пену из пасти коне (глаза у жеребца были совершенно белые, бешеные от страха), за ним поспешали двое других, один брезгливо стряхивал с копья нечто, что издали можно было принять за обвившую древко серую змею. Эльфы вновь промчались мимо Гэджа, но теперь — обратно, по направлению к лесу, едва справляясь с обезумевшими от ужаса лошадьми; где-то позади еще что-то шипело, свистело, плескалось и чавкало, перемешивая болотную слякоть, наконец все стихло…

Гэджа пробрал невольный ознобец.

Он выждал еще пару минут, потом, цепляясь за скользкие, поросшие мхом и грязью бревна настила, кое-как выкарабкался обратно на гать. Напряженно прислушался, вглядываясь в туман, но все было спокойно — эльфы не возвращались, мгла висела безжизненно, лишь где-то невдалеке что-то едва слышно ухало и побулькивало — с таким отвратительным мокрым хрипом, что Гэджа передернуло… Гуулы? Где они?

После купания в теплой яме воздух показался орку настолько обжигающе-ледяным, что ему немедленно захотелось забраться обратно в воду и свернуться там калачиком, точно под мягким уютным одеялом. Но он решительно отогнал это желание, торопливо скинул и сильно, как только мог, отжал промокшую насквозь одежду, вытряхнул воду из наглотавшихся до горла сапог, потом натянул мерзкое, стылое, липнущее к телу шмотьё обратно. Его трясло — но, наверно, не столько от холода, сколько от нервного напряжения…

Прихрамывая, он пошел дальше по гати, надеясь согреться хотя бы ходьбой, на ходу достал баночку со шмыровой мазью, выскреб со дна последние остатки и размазал их по влажной одежде — неизвестно, сохранился ли на ней хоть какой-то спасительный аромат после невольного омовения в смрадном озерце. Что ж, сказал он себе, всё к лучшему… верхом эльфы в погоню больше не пустятся, пощадят испуганных, не привычных к ужасам болот лошадей, а пешими… А от пеших он вполне благополучно сумеет удрать. Да и рискнут ли они идти за беглым орком пешим отрядом — или все же отступят?

Он остановился.

Туман, слоящийся под ногами, слегка расползся, открыл на дороге лужицу темной крови и распластанный в ней морщинистый кожистый мешок с пучком тонких серых щупалец — трупик гуула, которого, видимо, затоптали копытами эльфийские кони. Должно быть, тут и произошла недолгая стычка: покров тины и мха по обеим сторонам гати был разорван и изуродован, точно в грязи кувыркалось стадо кабанов, там и сям в неровных прорехах ряски поблескивала вода и какие-то невнятные тёмные пятна. Рядом с кладкой, наполовину

погруженное в воду, лежало еще одно гуулово тельце, насаженное на копьё, его серые щупальца крепко обвивали глубоко ушедшее в плоть гладкое древко. Гэдж, секунду поколебавшись, подошел ближе и потянул на себя копьё, торчащее из разорванного трупа, из серо-черного невнятного месива, и топь протестующе захлюпала, не желая отдавать уже заглоченную добычу. По щупальцам гуула пробежала видимая судорога, и они конвульсивно сжались — даже мертвый, он не выпускал копьё из отчаянной хватки, и Гэджу отчего-то вспомнилась Хозяйка: как она опрокинула его, Гэджа, на землю, и волочила за собой, и давила, и сжимала, и жадно впивалась в кожу присосками, цепкими и уродливыми, похожими на раззявленные рты…

Он всхлипнул. Его пострадавшая нога вновь отозвалась вялой и нудной болью.

Он навалился на копье сильнее, наконечник с хрустом отломился — видимо, древко треснуло под напором гууловых щупалец, — и в руках орка осталась длинная, вымазанная болотной грязью и серой зловонной кровью палка. Ну, хоть какое-то оружие… Надо же было быть таким дурнем, чтобы потерять в лесу единственный кинжал!

Он стиснул зубы.

Он был один, совершенно один посреди мрачных пустынных болот — жалкий, замерзший, вымокший с головы до ног и заляпанный грязью, как упавший в корыто неоперившийся цыпленок. Испуганный, слабый и беззащитный, барахтающийся в сбывшемся кошмаре, оставшийся за краем знакомого и привычного мира…

Ладно, сказал он себе, хватит ныть. Что толку теперь сожалеть о потере? Обратного пути нет… А до южной окраины топей не так уж и далеко, не больше шести-семи миль; если повезет, я сумею добраться туда аккурат к рассвету… Если повезет, то я не замерзну, и не сотру ноги в кровь, и не провалюсь в болото, и меня не пристрелят орки, и не найдут эльфы, и не сожрут гуулы… Если повезет…

Но отступать было поздно.

***

Отсюда, со стены Крепости, было видно окрест на несколько миль.

Саруман стоял возле одного из каменных зубцов, обхватив плечи руками и закутавшись в плащ, мрачно вглядываясь в темную даль. Полоска заката еще виднелась на западе, за Андуином, но с востока на Дол Гулдур надвигалась ночь, бескрайняя и непреодолимая, словно разливающееся по земле море густой черноты. Мерцали внизу многочисленные огни на территории Крепости, дальше тянулась полоса леса, за лесом начинались болота — над ними поднималось странное голубовато-серое свечение, слегка мерцающее в густеющих сумерках, бледными пятнами проступающее сквозь медленно наплывающую кромешную тьму.

Гэдж так и не вернулся.

Шарки сам не знал, что надеется высмотреть там, в холодной ночной пустоте, на дальней границе видимости.

Он смотрел на дорогу, уходящую к лесу, словно уповал выцепить на ней взглядом одиноко бредущую фигурку — но дорога была пуста, только пара волов тащила по ней накренившуюся под неведомым грузом телегу. Вот уже и окончательно смерклось, и натекла темнота, съела подножие Замка и окружающие земли, лишь там и сям еще горели редкие сторожевые огни, да где-то чуть в отдалении полыхало красным — работа в кузнях часто не заканчивалась и с заходом солнца. Ночь нависала над Замком плотно, как крышка погреба, и обещала быть долгой, удушливой, безнадежной…

Почему он не вернулся? Что с ним случилось? Где его искать?

Заблудился в лесу? Оступился и провалился в топь? Угодил на зубок гуулам? Попал под подозрения какого-нибудь особо бдительного патруля и сидит под стражей в приграничной крепостице? Мало ли опасностей может подстерегать в этих гиблых местах глупого самонадеянного мальчишку! Какого лешего он вообще туда сунулся, на эти проклятые болота — в одиночку? «Ушёл собирать немейник…» Или дело не в немейнике? Тогда — в чем?