Крепость в Лихолесье

Ангина

Он поднял голову. Гэндальф сидел по другую сторону костра, сгорбившись, опустив голову на грудь, закрыв глаза, с почти погасшей трубкой в зубах — Гэдж, пожалуй, не поручился бы, что он не спит. Вокруг все по-прежнему было тихо, спокойно и мирно, лениво зудели комары, потрескивали сырые ветви в огне, едва слышно шелестела трава, похрустывало что-то в недрах кустов, как будто кто-то неторопливо крался там, невидимый, аккуратно переставляя мощные когтистые лапы…

Гэдж замер. Ему сделалось как-то не по себе. Что-то лопнуло в нем, колкое и холодное, точно ледышка,

каждый волосок на теле поднялся дыбом. Он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд, исходящий из темноты — из непроглядного, зловещего мрака, разлитого в недрах кустарника.

Там, в зарослях на краю оврага, кто-то был… кто-то свирепый, страшный, голодный… хищный. Его присутствие ощущалось так явно и неумолимо, что Гэджа прошибло холодным потом.

— Гэндальф! — прошептал орк.

Волшебник не слышал. Он спал. И не хотел просыпаться.

Гэдж застыл, не смея вздохнуть. Человек на его месте ничего не почувствовал бы, но слух орка был куда острее и тоньше человеческого. Гэдж напряженно слушал — и слышал: и тихие шорохи потревоженной земли, и мягкую поступь упругих лап, и сдержанное дыхание хищника, почуявшего добычу. Едва заметно колыхнулась ветвь, и в переплетении сучьев ярко вспыхнули две светящиеся точки, отражающие красноватый свет костра, уставились на орка — холодные, бесстрастные и беспощадные, как сама смерть.

«Батька сказал, это волколак… добычу ищет…»

Рука Гэджа потянулась к кинжалу, висевшему на поясе. Один раз ему уже почти довелось пустить его в ход — там, в далеком Фангорне.

Он старался двигаться медленно и осторожно, потому что знал: соверши он сейчас малейшее резкое движение — и зверь прыгнет… Вот только на кого — на него или на спящего, ни о чем не подозревающего старика?

— Гэндальф! — отчаянно прохрипел Гэдж.

Волшебник вздрогнул во сне, трубка выпала из его рта и упала на колени. Он поднял голову и повел вокруг недоумевающим взглядом.

И, видимо, напряженное, побледневшее от испуга лицо Гэджа разом сказало ему всё.

Тот, кто прятался в кустах, замер. Затаился. Или приготовился к прыжку — лютая, кровожадная, алчная тварь…

Гэндальф протянул руку и схватил валявшийся в траве посох.

Гэдж обомлел.

Волшебник метнул в сторону орка быстрый предостерегающий взгляд. Лицо у мага было таким бледным, собранным и сосредоточенным, что Гэдж понял — там, в кустах, действительно скрывается нечто ужасное…

Страх скрутил в узел его кишки, скользнул ледяной струйкой вдоль позвоночника, зашевелил ножками где-то в животе, будто оказавшаяся в желудке холодная многоножка. Время растянулось, застыло, затвердело, как старая смола. Словно во сне Гэдж смотрел, как волшебник медленно поднимается на ноги, как, держа посох перед собой, подкрадывается к кустам, в которых прячется незваный и опасный ночной гость… Тонко зазвенел меч, покидая ножны. Напряжение внутри Гэджа свернулось в тугую, готовую вот-вот сорваться пружину. Сейчас…

— Бу! — взмахнув мечом, крикнул Гэндальф.

Гэдж вздрогнул.

Из кустов с испуганным

мявом выскочил огромный камышовый кот и, поджав хвост, удрал куда-то в заросли густоцвета. Волшебник оглянулся на Гэджа — и захохотал, весело посверкивая глазами, бросив в траву ненужный посох.

Орк сидел ни жив ни мертв. Кот! Это был всего лишь камышовый кот! Пушистая, большелапая, серовато-песочного цвета лесная тварюшка! Волшебник, конечно, это сразу понял, старый плут… А разыграл тут перед Гэджем целое представление!

— Ты знал… — прохрипел орк, глотая слюну. — Ты знал, что там всего лишь камышовый кот, да?

Волшебник, ловко вогнав меч обратно в ножны, ухмылялся, очень довольный.

— Конечно, знал! Ну и физиономия, надо признать, у тебя была!.. Кого ты там себе вообразил, дружище? Небось ужасного черного волколака с Северной Пустоши, э?

Гэдж молчал. И — в который уже раз! — чувствовал себя распоследним беспросветным болваном. Ну-ну, мрачно сказал он себе, ничего необычного. Пора бы мне он уже начать привыкать к этому мерзкому ощущению… как и к дурацким шуточкам господина Гэндальфа.

Волшебник, пощипывая бороду, все еще посмеивался — впрочем, беззлобно и добродушно.

— Боюсь, у тебя слишком буйная фантазия, мой друг, и ты слишком ей доверяешь… или ты просто слегка переел грибов. Хотя, признаться, я не думал, что безобидные сыроежки могут так на тебя повли…

Он не договорил.

Все произошло очень быстро.

Над овражком пронесся низкий угрожающий рык.

Огромная черная тень метнулась через поляну — оттуда, из-за спины мага — и мгновенно сбила Гэндальфа с ног, прижала его к земле. Волшебник не успел даже вскрикнуть. Тень знала, когда следует напасть…

Это был огромный, попросту чудовищный зверь — не шакал, не волк, куда больше волка, какая-то черная жуткая тварь, косматая, с широкой грудью, с мускулистыми лапами, с широченной пастью, вдоль и поперек усаженной устрашающими клыками. Черный варг… громадный, старый, матерый варг, которому плевать было на солнце, жару и «открытые пространства». Он пришел с гор, с запада, и выл ночами в степях, и, наверно, промышлял сернами и степными оленями, пока ему так удачно не подвернулась новая, куда более легкая добыча.

Гэдж остолбенел.

Нападение было таким стремительным, таким ошеломляющим и по-настоящему неожиданным, что даже Гэндальф не успел от него защититься, а Гэджа и вовсе будто парализовало…

Но всего на секунду.

Орк не отдавал себе отчета в своих действиях.

Наверное, самое умное, что он мог бы сейчас сделать — это кинуться прочь и взобраться на ближайшее дерево, пока волшебник разбирается с варгом… или варг — с волшебником. Потому что положение Гэндальфа оказалось незавидным, посоха у него не было, меч он выронил, а чудовище подмяло его под себя и разом вцепилось в глотку… или еще не вцепилось? Оно не должно, не должно было вцепиться, Гэдж просто не мог этого допустить! Он заорал, как оглашенный — скорее от ужаса, нежели от ярости — и метнул в зверя первое, что попалось под руку: чернильницу с остатками чернил.