Крепость живых
Шрифт:
Ожидаю, что Семен Семеныч споет еще что-то, но ему не до песен – мы ныряем в узкие переулки, и меня в очередной раз удивляет, как можно мастерски управлять таким слонопотамом. Несколько раз американец притормаживает и нежно спихивает с дороги стоящие как попало авто. От таких нежных прикосновений легковушки отлетают прочь.
Ориентацию я потерял окончательно и, где мы болтаемся, представляю с трудом.
– Крутая все-таки у американцев техника, – говорю я.
– Это смотря какая и где. И в чем.
– Ну вот этот агрегат, например.
– Этому агрегату
– Ну да.
– Стальные бампера перестали выпускать уже лет двадцать пять. Теперь везде пластик. С пластиком я бы так себя не вел. А старушка со стальными зубами – самый таран.
– А пластик, чтоб дешевле?
– И дешевле. И менять часто. И получать деньги. Сейчас вообще вещи стараются делать хрупкими и недолговечными. Цивилизация потребления и огромных помоек. Читал раньше фантастику – рассказ о суде над мужиком, который нарушил закон и сделал себе тайно табуретку, которая даже за неделю не развалилась. Все общество было возмущено этим – нормальные-то табуретки через сутки распадались. Вот мы к этому и шли – одноразовая посуда, одноразовая мебель, одноразовые машины и одноразовая любовь…
– Да вы философ, Семен Семеныч!
– Так что еще дальнобойщику делать? Думать да песни петь. Иначе закемаришь с открытыми глазами и пойдешь в лучшем случае в кювет, а в худшем – на встречку…
– Ну так можно еще жевать чего… Тоже спать не дает.
– Ага, вот еду я сутки – и все это время жевать?
– Ну не все время… Можно периодически…
– Периодически – нужно, а не можно. Вот сейчас мы выкатимся к платформе Стрельна. Снимите что там.
Погромыхиваем на переезде – никак не могу опознать местность, а потом картинка словно поворачивается и встает прочно на место. Я никогда не проезжал с этой стороны и все видел только из окна электричек. А как только мы вышли в позицию, совпавшую с видом из окна – узнавание моментальное.
Снимать особенно нечего – платформа почти пустая. Десяток зомби стоят или слабо шевелятся. Один совершенно неожиданно сидит мирно на краю платформы, свесив ноги. И почему-то много всяких бумажек, оберток от пакетов и прочего мусора.
– Сейчас вывалимся на Волхонское шоссе, по нему прямо до КАДа доберемся.
– Что-то детей много попадается. Зомби с ранцами…
– Школа неподалеку. Видно, этим сильно не повезло. А еще вроде тут психи неподалеку были.
– М-да… С моей колокольни, зомби и так все сумасшедшие…
– Это да…
– А что вы насчет прозектора скажете?
– Тьфу, я его только забывать начал. Что говорить, не приведи господь с таким встречаться. Хуже медведицы с медвежатами… Везет нам пока, холодно у нас. Вот тем, кто на югах, не завидую. Мы еще можем успеть подготовиться. Вот что мне интересно: где наше руководство?
– А не все ли равно?
– То есть?
– Ну раз мы не видим никаких централизованных действий, значит, руководство либо погибло, либо свалило за рубеж, либо в бункере спряталось. Во всех трех случаях нам без разницы, где оно. А Волхонское шоссе скоро?
– Мы на нем. Как влево повернули, так и
– Действительно прямое. Притормозите! Это что, заправка была?
– Да. Только уже даже не дымится. Наверное, в первый день еще сгорела. Нам тут явно ловить нечего.
На всякий случай сам не знаю зачем снимаю напрочь сгоревшую заправку: несколько ржавых остовов выгоревших легковых машин, обугленные остовы магазинчика и навесов, мне даже кажется, что асфальт тут другой – тоже обгоревший…
– О, «калаш» валяется! – замечает Саша.
– Где? – резко тормозит Семен Семеныч.
– Да вон же, рядом со знаком на выезде. Зря тормозите – тоже сгоревший, одно железо. Закопченное.
– Жаль. «Калаш» по такому времени очень к месту.
– Так у вас же автомат неплохой?
– Это в смысле, что стоит как мой УАЗ? Я бы предпочел АКМ. С боеприпасом. Дробовик – из него по собакам стрелять хорошо.
– Привередливый вы, однако.
– Не привередливый, а практичный.
– Из «калаша» зато по собакам сложнее попасть.
– Это смотря кому. Меня больше пугают живые людоеды и прозекторы переродившиеся…
Некоторое время пилим по прямому как стрела шоссе. Снимать нечего, но как-то неуютно – поля вокруг, едем как муха на скатерти. Впереди появляются домики и коттеджи.
– Володарское. А вот что там за толпа на обочине?
– Сейчас приближу, гляну. Мертвяки. Жрут чего-то.
– Что-то их до хрена.
– Да, человек с полсотни.
– Не человек, доктор. Уже не человек.
– Ну да… Но если я правильно понимаю, там жратвы много, раз им всем усесться есть где. Давайте потихоньку.
– Это зачем? Я и так отлично вижу, что здесь кого-то расстреляли. И автомобилей стоит на обочине много. И тоже в дырках. Опять наши знакомые?
– Вы о ком?
– Да о любителях шашлычков.
– Николаич спрашивает: «Чего встали?» – Это Саша слушает, что ему в рацию говорят.
– Да какое-то место стремное.
– Николаич говорит, что на засаду похоже.
– Да сами видим. Только гнездышко пустое. Они тут раньше были.
– Кто – они?
– Не знаю. Кто автомобили останавливал. К слову, вон там еще трупы валяются.
– Где?
– В проулке и вдоль забора.
– И с другой стороны вон тоже.
– А я б сказал, что это упокоенные лежат.
– С чего бы?
– Грязные и объеденные. И на них неупокоенные внимания не обращают – жрут тех, кто в кювете.
– И то верно.
– Николаич предлагает отъехать метров на пятьдесят.
– Принято.
Через пятьдесят метров встаем и совещаемся, не покидая машин. Не факт, что здесь хамили наши знакомцы. Тут машины припаркованы аккуратно к обочине. Опять же перекресток. Значит, их аккуратно тормозили. Правда, Дима уверен, что машины обнесены, да и стоят сугубо бесполезные в такой момент легковушки. Почему обнесены? Так признаков много. Видно, что в одной тачке из-под капота торчит провод от аккумулятора. В другой неплотно закрыт багажник. Открыты двери. Валяются какие-то явно бывшие в салоне и багажниках вещицы. Короче, Дима-опер зуб готов дать…