Крепостная
Шрифт:
— Да я не за энтим, барин. Там, - Фирс мотнул головой в сторону передних ворот для пущего понятия, где именно, - к вам пришли, барин.
—И кто так рано? Неужто без договоренности нонче до обеда не ждут, а ежели я еще не одет? – барин, в отличие от его покойной жены, часто перенимал речь своих дворовых. Или же он так и жил всегда: с людом по-людски, а с важными персонами по чинам?
— Лекарь там. Ну, тот, что Домну Палну… - Фирс не мог подобрать слова, потому что «лечил» сюда мало подходило. Я бы сказала, «прикончил».
— Зови, зови, чего доброго человека на
Пока я снова накрыла чай, сбегала за пирогами до кухни да обернулась, за столом в гостиной велась беседа. Я не особо интересовалась сплетнями, которые тут были основной темой, но прислушивалась. Только так я могла получить какую-никакую информацию.
— Значит, Николай Ильич, вы ко мне с простым визитом? Ра-ад, рад, что не по делу. Давно вас не видел, - барин присел на стул Домны. Стул был повыше. И его спине, прижавшей, видимо, уже сильно, на нем было поудобнее.
— Не совсем-с, хотя… да. Пришел справиться о вашем здравии, Осип Германович.
— Да все нормально, только вот спина чегой-то побаливает, но… - тут барин снова начал смеяться, и я поняла, что сейчас он расскажет доктору о моем предложении.
Так и случилось. И они несколько минут смеялись. Но лекарь потом даже не вспомнил о жалобе и не соизволил выяснить, откуда растут ноги у этой боли.
— Так вы говорите, что и дело у вас имеется? – напомнил внимательный во всем Осип.
— Да… - лекарь мялся, будто собирался просить денег в долг, но все никак не мог на это решиться.
— Говорите, говорите. Не раз вы меня выручили, так и я, может, коли не помогу, так насоветую чего, - барину стало интересно, и я заметила, как во взгляде его что-то блеснуло.
— Хорошо, так и быть. Я понимаю, что вам сейчас не до… не до… В общем, моя сестра Степанида Ильинична, как вы знаете, вдовствующая дама, но при доме, при сыновьях и дочерях. Но женщина еще не пожилая и…
— Помощь, коли нужна какая, не стесняйся, Николай, говори, как есть. Коли в моих силах, помогу, - решил помочь ему барин. А я вдруг поняла, что вот так вот баб расписывают только в двух случаях: либо хотят чужую жену похвалить, либо ее, значит, эту бабу в жены кому-то набивают.
— Хочу предложить вам ее в супруги, - на выдохе выпалил лекарь и замер, вперив колючий карий взгляд в барина.
— В супруги? – барин даже не напрягся, потому что, судя по всему, и не понял.
— Как есть в супруги. Негоже вам, дорогой Осип Германович, одному. Молоды вы еще, сильны и… одному-то ой как несладко в нашем возрасте, - торопился описать все причины лекарь.
— Это мне, что ли, супругу? – почти по слогам спросил Осип.
— Вам. Коне-ечно, не сейчас, а летом или даже осенью, чтобы траур соблюсти, - умасливал лекарь, заметив, что барин глядит на него вовсе не зло, а даже расположен к обсуждению сей темы.
— Никола-ай Ильи-ч, ми-илый! – затянул барин, будто хотел покрыть все факты собеседника очень жирным козырем в виде препятствий, но начал хохотать. От души, громко, как хохотал давеча надо мной.
— Н-ничего смешного, Осип, ни-че-го! – Николай Ильич даже
Но хозяин мой не заметил бы сейчас не только этого движения его. Если бы в избу вошли с гитарами цыгане с медведем, то и их бы проигнорировал.
Убежал гость, так и не дождавшись путного ответа. Барин смеялся, повторяя одно: - Эт я, што ль, жаних? Я? Осип Германыч? Я? Жаних?
Когда он успокоился, то посмотрел на свое кресло, а потом понял, что сидит на стуле Домны, и плечи его поникли.
К вечеру барин не мог сесть. Спину пересекло. Фирс бегал вокруг, отправил за лекарем, но тот не явился. Сказали, что выехал из части по делам.
Я, ничтоже сумняшеся, сходила в комнату преставившейся хозяйки, забрала пахнущую камфорой и эвкалиптом мазь и заставила Фирса проводить меня в комнату к хозяину. Тот лежал в странной позе и боялся пошевелить.
— Нервы это все, барин, - начала я, понимая, что сейчас он меня выгнать не сможет.
– Мять спину пока нельзя, но вот намазать разогревающей мазью намажу. Фирс вам рубаху подымет, одеялом вас накроет. А я намажу. А утром вы на завтрак не вставайте, в постель еду принесем. И на двор не вставайте, Фирса оставьте тут с вами на ночь, да вот хоть на диване, - указала рукой на диванчик с деревянной спинкой, густо сдобренный подушками с кисточками.
— Эт чего ты, Надежда, приказы раздаешь? Окортомилась без барыни? – прошептал барин. Видимо, даже говорить громко боялся. Знала я, что это такое. Тут не то чтоб повернуться – пукнуть, пардон, страшно.
— Не окортомилась, барин. Нам без вас жизни не станет, сами знаете. Так о ком я должна заботиться, как не о вас. Вы ж умный человек, должны понимать. А коли мы не станем, мигом вас заженют. Глазом моргнуть не успеете, как на шею сядут и ноги свесят. Не посмотрят, что спина и без того натружена!
— Ой, не смеши меня снова, Надежда! И так дышать боюсь, - Осип Германыч с трудом сдержался.
– Скоро сами по себе станете, - прошептал он, поддавшись Фирсу.
— Станем. Только вот коли захотим. Выбор, сам понимаешь, барин, небогатый. А теперь пусть Фирс принесет подушки все из спальни барыни и подложит под спину, - я решила не приказывать сама, а давать советы.
Через пяток дней барин был как новенький. Даже присел два раза. А говорил, что не приседал уж лет десять, не меньше.
Тогда он меня и перестал звать Надькой. Теперь называл Надеждой. И говорил это так, будто не имя совсем произносил:
— Надежда, теперь вся надежда со спиной только на тебя!
Глава 13
Барин все лавры своего лечения быстро отдал мази, которую я использовала. Я не переубеждала, потому что природу своих знаний мне пришлось бы высасывать из пальца. А Надежда, судя по рассказам Глаши, родилась и выросла тут, в городе Верхнеуральске Оренбургской губернии. И сызмальства жила при барыне. Сосать из пальца какую-то историю своих знаний пришлось бы так тщательно, что стало бы возможным накачать губы безо всякого силикона, или чем их накачивают до размера вареников?