Крепостной шпион
Шрифт:
Когда Анна сделала попытку навестить раненую Аглаю, Виктор неожиданно поддержал её. Бурса, в тот момент пребывающий в прекрасном расположении духа, сразу согласился:
— Думаю не будет беды, если мои крепостные девушки между собой немножко посекретничают, — сказал он. — Я читал где-то такую фразу: «Если у вас есть два драгоценных камня, один получше, а другой чуть победнее, но в сто крат всё равно богаче прочих камней, то в пользу будет соединить их оба вместе. Пусть соревнуются рядом, ведь всё равно они оба в вашей власти, в вашей короне». Так что Вы, Анна Владиславовна, бриллиант первой
Раны Аглаи зажили. И уже в конце октября обе девушки, одетые в новенькие песцовые шубки, прогуливались вдоль пруда. Представленная охрана держалась на некотором расстоянии и говорить можно было без опаски. Это был их первый разговор наедине за всё время, и как только стало возможно, Аглая сказала:
— Бежать нам надо, Анна Владиславовна, бежать. Скоро дороги замёрзнут.
Аглая вынула руку из муфты и, сделав вид что подавляет волосы, глянула на охрану. Но оба наёмника были увлечены новой горничной по имени Соня, также обязанной наблюдать за девушками.
— Как же бежать? — удивилась Анна. — Вдвоём?
— Дороги замёрзнут, — сказала Аглая, — выйдем тихо ночью и убежим. Иван Кузьмич пока от нас подвоха не ждёт. Нужно пользоваться, только лошадей заранее приготовить.
— Хорошо, я согласна. Но сначала ответь мне на один вопрос.
Аглая удивлённо посмотрела на Анну.
— Мне скрывать нечего, на любой вопрос готова ответить.
— Не пойму я никак, — сказала Анна, — кого же из них ты всё-таки любишь? Виктора — мужа моего венчанного или Андрея — моего жениха? Я, конечно, глупость спрашиваю, может, это даже очень пошло, но пока я не разберусь в этом вопросе, пойми, как я могу тебе довериться.
Соня, большого роста тощая девка тридцати лет, бежавшая из монастыря и преданная пригревшему её Бурсе, обладала очень острым слухом. Поэтому, наверное, Иван Кузьмич и представил её к девушкам. Заметив, что между Анной и Аглаей пошёл напряжённый разговор, Соня повернула голову, но не сделала и шагу вперёд, опасаясь спугнуть.
Андрей мой хозяин и равно с тем брат, — долетело до слуха Сони. — Это очень сложно объяснить. Мы вместе детьми играли, он мне образование дал, вместе в тайное общество пошли, вместе на парижских баррикадах бились.
— Но ты любишь? Любишь его? — настаивала Анна.
Аглая ответила так тихо, что Соня, как ни старалась, не смогла уловить её слов:
— Я люблю Виктора.
— А он?
— А он жизнь за меня отдаст.
— За тебя или за хозяина?
Соня прислушивалась со всем напряжением, но улавливала лишь обрывки слов.
— Он Ивану Бурсе предан совершенно, — грустно сказала Аглая. — Но, думаю, если перед ним такой выбор поставить, то у Виктора сердце разорвётся. Думаю, он шевельнуться не сможет, если ему нужно будет выбирать между мной и барином, думаю, он лучше себя убьёт. Впрочем, как и я, — совсем уже еле слышно закончила она. — Если заставят выбрать между жизнью Андрея и Виктора, одинаковые мы с ним холопы, и кровь нас соединила.
Стоя у окна своей спальни, Иван Кузьмич наблюдал за двумя фигурками в светлых шубках, медленно огибающими пруд. Две пушистые куколки на фоне гладкого снега.
— Наверняка ведь побег
Было холодно. Иван Кузьмич потянулся и дёрнул за шнур звонка.
«Тем приятней будет моё объявление, — подумал он со злорадством. — Может быть, я и дам вам убежать. Может быть я вообще вам обеим вольную подпишу. Только сначала вы должны будете мои условия исполнить, красавицы мои бриллиантовые».
Прошло три дня. Лёд на пруду окреп, на коньки ещё не встанешь — проломится, но тёмной воды под плёнкой уже не различить. Дороги хорошо засыпало снегом.
Желаю устроить себе весёлый сюрприз, Бурса велел Соньке во время прогулок близко к девушкам не подходить, дабы не спугнуть. А на её возражения, что издали при её Сонькиных ушах ни одного тайного слова барину не достанется, разрешил и не подслушивать.
— Ты только смотри, когда они дорогу станут пробовать или к лошадям подбираться, смотри и каждый день докладывай.
Ещё через пару дней, убедившись что у девушек всё готово — они приготовили не только санки и лошадь, а даже провизии в дорогу себе припасли, — во время обеда Бурса объявил Анне, что просит её подняться к нему в кабинет.
— Дело какое-то? — стараясь не выдать волнения, спросила Анна. — Или так, опять шутки Ваши?
— Мельпомена зовёт, — довольным голосом отозвался Бурса. — А может и пошутить хочу. Это на какой вкус мерить будешь.
Кабинет Ивана Бурсы располагался слева от его спальни и удивительно напоминал кабинет Константина Эммануиловича. Те же тёмные закрытые шторы, тот же массивный стол, диванчик, книги, бронзовый раб, склонившийся над чернильницей, серебряный абажур лампы. Здесь даже в самые солнечные дни стояло несколько зажжённых свечей на столе, и комната будто плавала в вечной полутьме.
Анна Владиславовна вошла и сразу качнулась назад, с первого же момента поняв ужасную шутку, но Сонька, следующая за ней, преградила дорогу и закрыла дверь, сама оставшись в коридоре.
Иван Кузьмич сидел за столом и, подобно своему брату Константину, что-то писал. Анна поразилась, как он похож в эту минуту на Константина Эммануиловича, но не это оказалось главным. Главным было то, что рядом с диванчиком стояла Аглая. Платье на Аглае было расстёгнуто и приспущено так, что из отворотов тонкого голубого белья, как из нежных лепестков, показывалась обнажённая грудь девушки. Анна стояла, зажмурившись. Щёки её налились кровью стыда, а руки напряжённо сгибались вдоль тела.
— Ах, вот и Вы, — прекращая писать и опуская перо, мягким голосом сказал Бурса. — Присаживайтесь, Анна Владиславовна, я Вас по делу, собственно, пригласил.
— Что здесь происходит? — как могла спокойно, спросила Анна и повела головой в сторону Аглаи. — Что всё это значит?
— Спектакль готовим, — Бурса откинулся в своём кресле и смотрел неподвижными глазами. — Последний фарсик завалился. Позор! Гибель театру! Господа даже спали в креслах от скуки. И решил я восстановить старую постановку. Будем представлять на сцене «Золотого осла», — он говорил спокойным тихим голосом, столь похожим на голос его брата. — Вы же, Анна Владиславовна, читали, вероятно, сочинение господина Апулея?