Крепостной шпион
Шрифт:
Бурса не ошибся. Записка, переданная Растегаеву Анной Владиславовной, нашлась во внутреннем кармане кафтана. Но когда Константин Эммануилович развернул листок, то почти ничего не смог прочесть. Записку носили в кармане очень долго, не раз, похоже, она промокала вместе с одеждой, потом высыхала. След карандаша на сильно помятой бумаге был еле различим, хотя по каким-то отдельным изгибам письма Константин Эммануилович угадал почерк племянницы. Одна только фраза сохранилась ясно. Бурса прочёл её дрожащими губами вслух:
— …
Дальше шёл сгиб и текст обрывался. Константин Эммануилович аккуратно сложил листок и спрятал его в стол и подошёл к окну.
Октябрьское солнце просто ослепило отставного генерала. Сияли кровли конюшен, сияли купола Спаса. Колокольного звона в этот час не было, но Бурсе почудилось, что прозрачный воздух раскачивается вокруг.
— Бедная, бедная моя девочка, — шептал он. — Бедная моя.
Он услышал, как вернулся секретарь, но даже не повернулся. Сергей Филиппович потянул Растегаева за волосы так, чтобы голова откинулась назад на спинку дивана, и сунул под нос пьяному большой флакон из тёмного стекла. Растегаев сильно засопел, закашлял и открыл глаза.
— А, это ты, — сказал он и подтянул к себе руку с бутылкой. — Ты дурак, — он сделал новый глоток, — ты ничего не поймёшь. Ты здесь как птица в клетке, ты не видишь жизни.
Он приобнял вдруг секретаря и доверительно предложил:
— Пойдём, Серёженька, в кабак. Там настоящая жизнь. Пойдём, я тебе покажу.
Всё также не поворачиваюсь Бурса сказал сухо и громко:
— Хватит глупости. Прошу Вас, Михаил Львович, расскажите всё подробно и по порядку. В любом случае я заплачу Вам. Только подробно и по порядку. Я хочу знать что произошло с моей племянницей? Какова судьба составленного нами плана? Где теперь Аглая Ивановна, что с нею.
— А Вы не можете это знать, — ехидно заявил Растегаев, пытаясь подняться на ноги. — Что толку, если я расскажу? Я сам всё толком не знаю.
Он опять хлебнул из бутылки и не хорошим голосом крикнул:
— Не надо мне ваших масонских денег!
Он вскочил, отворачиваясь, покачивался. Рука его с бутылкой металась в воздухе, разбрызгивая сивушные прозрачные капли по запрещённым книгам.
— Не надо! Не повинен я в этой мерзости! Не виноват я!
Вечером того же дня в особняке на Конюшенной состоялось собрание тайного общества. Председательствовал по протоколу магистр «Пятиугольника» Константин Эммануилович Бурса. Одетый в белую мантию, испещрённую серебряными розами и змеями, он первым прошёл вдоль длинного стола и встал во главе. В руке магистра был короткий обоюдоострый меч.
— Братья и сёстры! — провозгласил он торжественно. — Сегодня нашему обществу исполнилось ровно 15 лет, и я хочу спросить вас в этот
— Нет, — тихим хором отозвались, состоящие с двух сторон длинного стола, члены Верхнего списка.
— Мы знаем, что желания отнимают у нас, — продолжал магистр, — и что ни у нас книга хранится. Разве не смотрим мы в бездну над головой? Разве не спрашиваем себя: зачем мы сами воздвигли небо и разукрасили, когда в нём столько расщелин?
— Нет, — таким же негромким хором отозвалось общество, — не знаем.
И Бурса продолжал:
— Братья и сёстры! Не сочли ли мы ложью истину в состоянии смятенном, когда она пришла к нам?
— Нет, — не громко прозвучал хор. — Нет.
После первой и чисто ритуальной части по правилу полагался небольшой перерыв. А после перерыва обычно обсуждение текущих дел и проектов.
Во время перерыва к Бурсе подошла княгиня.
— Магистр, я хотела бы, во избежание неловкости, предупредить Вас.
Бурса был рассеян и погружен в свои мысли:
— О чём Вы хотите меня предупредить? — не без удивления он всмотрелся в княгиню Ольховскую.
По случаю праздника Наталья Андреевна была одета в мужской кафтан из чёрной шёлковой материи, через плечо княгини была перекинута широкая перевязь со шпагой, а на голове широкая мужская шляпа. Губы её чуть растягивались в улыбке.
— Я не могу более молчать, — произнесла она так тихо, что и Бурса с трудом уловил смысл слов. — Я хочу заявить перед всеми братьями и сёстрами о том, что Вы, Ваше превосходительство, находитесь в тайном заговоре со своим ужасным братом и действуйте по одному плану.
— Я с Иваном заодно!?. — искренне удивился Бурса.
Княгиня Ольховская, ни слова больше не говоря, вытащила из рукава сложенный листок, сама развернула и подала его Константину Эммануиловичу.
Это было письмо Виктора. Это письмо проделало большой путь. Найденное на теле мёртвого карлика, оно было отправлено в Петербург со специальным курьером. Курьер доставил конверт на каменную набережную Фонтанки и передал прямо в руки камердинера княгини Вольфа Иваныча, и уже от него письмо перешло к Наталье Андреевне.
— Откуда у Вас это? — спросил Константин Эммануилович, пробежав глазами письмо. — И что это доказывает?
Это доказывает, что Трипольский и Аглая, также как и Вы, сами печётесь о делах Ивана Бурсы. Кто рекомендовал Андрея Трипольского обществу? Вы. А в свою очередь Трипольский привёл и Аглаю. Мы до сих пор не установили, кто предал наш филиал в Париже. Братьям и сёстрам, думаю, будет интересно узнать об этой связи.
— Но, по-моему, этого недостаточно, — возразил спокойно Бурса. — Или у Вас ещё что-то есть?