Крепостной шпион
Шрифт:
— Я согласен, мой друг, — Шморгин был весел и возбуждён. — Пушечку уж точно по весне не протащить будет. Я не говорил тебе, мы пушечку подыскали, шестидюймовую, а к ней 60 ядер. Можно, конечно, и без неё, но мы решили разрушить до основания, а уж тогда… Кстати, друг мой, а что у тебя здесь с Одоренковым приключилось? Ссора? Все об этом столько болтают, а толком никто ничего.
Но Генрих так глянул на своего приятеля, что тот не стал повторять вопроса.
— Спасибо, — сказал Генрих и, обняв Антона Михайловича, крепко поцеловал его в губы. — До завтра, мой друг.
Уже
Письмо из Академии уведомляло, что Н.Н. Ломохрустов — действительный член, профессор естествознания и физики скончался в одной из своих экспедиций 14 лет назад. Несколько стесняясь, расположившихся в тех же санях соратников, Пашкевич развернул второе письмо. Оно было от Аглаи.
«Простите меня, Генрих, за вынужденную ложь, — писала Аглая, — но я и теперь не вправе открыть Вам всю истину. Но вот Вам дозволенная часть моего признания. Теперь я не крепостная девушка, за которую Вы меня держали в первые месяцы знакомства, а богатая мещанка, но, увы, преследуемая властями за умышленное убийство. Так что Вы должны простить меня, что я тогда так и не появилась. Я искала Вас, и узнала, что из-за меня Вы вынуждены были уехать из столицы. Также я узнала, что Вы теперь больны, но как придёте в себя, собираетесь свершить вместе своими товарищами их слугами набег на усадьбу Ивана Бурсы.
Пишу Вам теперь по просьбе Константина Эммануиловича. Он также узнал о готовящемся предприятии и попросил меня сообщить некоторые детали и планы. На внутренней стороне конверта, в котором пришло это письмо, дай Бог, чтобы оно пришло вовремя, подробный чертёж. Следуя этому плану в указанной в нём последовательности, Вам и Вашим друзьям легко удастся выполнить задачу. Желаю Вам удачи, с чем и прощаюсь, Аглая.
P.S. Может так статься, что я окажусь в тех же местах, что и Вы. Ни при каких обстоятельствах не выдавайте нашего знакомства, иначе погубите дело».
В раздражение полковник смял письмо, и розовый шарик, подхваченный ветерком, улетел назад, закружился, уменьшаясь над снежной равниной.
«Что они из меня корнета строят? Что я им, мальчишка сопливый?»
Он вывернул наизнанку конверт. Здесь чёрной тушью действительно был нанесён план. Помечены постройки усадьбы — всего 5 заданий. Цифрами указано количество вооружённых людей в доме, час, наиболее благоприятный для нападения и порядок, в котором следует атаковать соседские усадьбы.
«Что мы мясники? Убийцы? Не буду я, Аглая Ивановна, никого по вашему плану ночью резать. Благодетельница тоже».
Конверт последовал за письмом и растворился в сверкающей белизне. Свежий ветер со снегом летел в лицо, лошади бежали быстро. Товарищи, удобно разместившись в санях, пили по очереди из горлышка французский коньяк.
Деликатно, не обращая внимания на попытки полковника приостановить выпивку, они в полголоса делились анекдотами и также в полголоса похохатывали.
Когда, катящаяся за последними санями,
Глава 5
Ярким зимним утром, лёжа на балконе, укутанный в медвежью шубу, Иван Кузьмич Бурса потягивал из зелёного большого фужера горячее вино и смотрел на двор. Воскресенье — День порки — стал для Ивана Кузьмича почти святым, ритуальным днём, и поэтому приносил много радости, как нечто постоянное.
Во дворе двое здоровых мужиков в длинных кожаных фартуках, мехом внутрь к голому телу, переступали по хрустящему снежку в валенках. Плети в руках палачей подрагивали, развевались со свистом и опадали. Посреди двора установлена длинная широкая скамья с ремешками, блестели под солнцем специальные пряжки, а чуть поодаль стояли, как положено, задрав подбородки к барскому окну, назначенные к экзекуции девки и бабы. Пытаясь набраться впрок тепла, они кутались в платки.
Призвав к себе знаком Микешку, Иван Кузьмич попросил:
— А приведи-ка мне сюда, милочек, Анну Владиславовну. Коли её не порют вместе со всеми, то пусть хоть вместе со мной полюбуются.
Через пять минут Микешка вернулся один и доложил:
— Анна Владиславовна ребёночка кормит. Жалко Вашего ребёночка, барин, без сиськи оставлять. Закончит как, я её силой притащу.
Микешка широко улыбался, прихрамывал и смотрел заискивающе.
— Ладно, пусть кормит, — согласился Бурса и, немного наклонившись с балкона, закричал визгливо, ощеривая гнилые зубы: — Раздеваться! Всем раздеваться! Кто для наказаний собрался, скидывай одежду.
Микешка радостно приплясывал рядом с хозяином. Ему было холодно. Бабы и девки проворно скидывали на снежок юбки и сорочки. По установленному порядку кто раньше разденется тот раньше плетей получит, и, таким образом, будет избавлен от мучительного на морозе ожидания. Одна баба, путаясь ещё ногами в юбке, кинулась вперёд и встала под балконом.
— Я готовая, — крикнула она и повела округлыми плечами, от чего тугие груди колыхнулись, а длинная шея изогнулась.
— Ну давай. Давай ложись, — согласился Иван Кузьмич, — пристраивайся.
Услышав крики, Анна Владиславовна с ребёнком на руках подошла к окну, отвела занавесь, выглянула и сразу с отвращением отвернулась. Происходящее не напугало её, она привыкла и могла стерпеть и худшее, но сцена, развёрнутая во дворе, была омерзительна.
Молодая женщина добровольно вернулась в поместье Ивана Бурсы. Она просто не могла поступить иначе, ведь здесь оставался её ребёнок. В первые дни Анна думала, что не выдержит, хотя негодяй и принял её по чести, никаких домогательств, никаких бесстыдных намёков. Никто в доме Анну Владиславовну не охранял, хотя за пределы усадьбы её, конечно же, не выпускали. Несколько раз она пыталась выскользнуть вместе с ребёнком, но охрана была устроена надёжно. Очень скоро Анна поняла — Иван Бурса просто помешан на её маленьком сыне, хотя это был и его сын.