Крепостной шпион
Шрифт:
— Я подойду с головы и накину ему на горло шнурок. А ты с другой стороны встанешь.
— Я и сам всё сделаю, — промычал Прохор в ответ. — Иди, иди. Прошу тебя, Татьяна, иди. Не женское дело барина своего кончать.
— Да никуда я не пойду.
— Ну не пойдёшь, тогда встань у двери и смотри, ежели интересно тебе как я его накажу.
Бурса был совершенно уверен в надёжности оружия и стрелком он был неплохим, но при последних словах мятежного телохранителя холодный пот покрыл спину Ивана Кузьмича.
«А как промахнусь с первого выстрела?! Нет! Дурак, дурак! Чего гордиться было. Нужно
Рука Ивана Бурсы скользнула неслышно под подушку, и пальцы сжались на рукоятке заряженного пистолета. В комнате было темно. Лунный свет пробивался только в узкую щель между занавесями и острым лучом висел в воздухе. В головах у постели скрипнули доски, и в тот же миг Бурса увидел в острие лунного луча лицо своего телохранителя.
От грохота выстрела заложило уши. Бурса схватил из-под подушки другой пистолет и, выпрыгнув из постели, также разрядил его в Прохора. Потом развернулся, срывая с окна занавески.
Татьяна стояла возле постели и в руках девушки был длинный шнурок.
— Убить меня хотели?! — крикнул Иван Кузьмич, оскалившись гнилыми зубами. — Иди сюда, — поманил он пальцем Татьяну. — Иди, посмотри, может жив ещё.
Грохот выстрелов мгновенно перебудил весь дом. Из коридоров уже слышались голоса слуг шаги.
Татьяна бросила шнурок и встала на колени подле Прохора. Бурса медленно вытянул из-под перины саблю, и также медленно размахнулся. Он вложил всю силу в это движение и с одного удара рассёк тело девушки, склонившейся над своим женихом.
— Барин! Барин! — как безумный кричал Микеша, ворвавшись в комнату.
Микеша упал на колени и пытался сослепу и со страху целовать ноги Бурсы. В дверях скопилась и другая прислуга. Лакеи в исподнем зачем-то натягивали на плешивые головы парики, бабы ступали босыми ногами, кто-то запалил большой ручной фонарь.
— Уйди! — Бурса отпихнул Микешку. — Видишь, убить меня хотели, да не смогли!
Одевшись в халат, Иван Кузьмич взял фонарь и освещая дорогу прошёл через весь дом и, растворив двери в оружейную, замер на пороге.
— Ты жив ещё? — спросил Бурса громко. — Отвечай коли жив! Ты мне сказать что хотел, звал?
Зябликов сильно всхрапнул в полутьме. Голос гусара прозвучал необычайно слабо, но ясно:
— Убить Вас хотят, Иван Кузьмич, шпион в доме.
— Знаю. Не убили уже. — сообщил Бурса. — Хотя попытка такая была. Прошка, телохранитель мой на бабьи уговоры поддался.
В свете фонаря Зябликов, сидящий на своих нарах, выглядел бледным, глаза навыкате, рот перекошенный, мокрый. Гусар отрицательно качал головой.
— Не он.
— Тогда кто? Что за шпион?
Бурса присел рядом с раненым.
— Да девка эта… — Зябликов смачно сплюнул на пол. — Та, что Растегаев привёз. Аглашка. Подсадная она. С Виктором шашни крутит. Я хотел сразу доложить. Подранил он меня. Убить наверное хотел.
— Жаль, что не убил, — поднимаюсь на ноги, сказал Бурса. — Виктор, говоришь. Странно. Не верю я тебе! Не мог Витька меня предать! Мы с ним крепче, чем с другими повязаны, я в него душу свою вложил и он одному мне служит!
Шёпот Аглаи
Размышления Анны прервали какие-то выстрелы. В ночной тиши грохнул пистолет, потом ещё один. Стреляли не на улице, стреляли внутри, в доме. Судя по звуку, в той его части, где располагалась спальня Бурсы. Девушка поднялась и подошла к запертой двери, прислушалась. За дверями отделённые голоса, шаги, плачь.
«Не могу я без неё бежать, — опускаясь обратно на постель определила для себя Анна. — Подлость это неслыханная. Потерплю до зимы. Рана Аглаи заживёт, тогда и убежим вместе».
Аглая, размещённая Бурсою в другом крыле здания, в комнатке рядом с помещениями гарема, в отличие от Анны, заснула сразу — вино и рана сделали своё дело. Когда же в доме поднялся шум, девушка, с трудом очнувшись от забытья, попытался встать, но у неё ничего не получилось.
«Жар у меня, — поняла Аглая, — жар. Не убежать мне, не убежать! Но хоть бы Анна Владиславовна меня послушала, а то всё бестолку выйдет, напрасная жертва».
Мысль её сбилась и сама собой перешла на Виктора.
«Хорошо, если мы гусара убили, а коли нет, очнётся, донесёт, тогда и мне и Виктору конец. Здесь слово хозяина — закон. На кого можно положиться?.. На себя только».
Лёжа в полубреду Аглая вдруг поняла, что не только на себя может рассчитывать — в усадьбе была ещё сила, способный поддержать побег. Аглая припомнила, как ещё во Франции в одной из длинных ночей, когда они сидели с Виктором около костра, ожидая атаки вандейцев, он рассказал о карликах. Тогда-то она и узнала о русских компрачикосах. Виктор рассказал о жутковатом католическом монастыре на Северном море, где он, по поручению Ивана Бурсы, разыскивал одну рукопись в библиотеке отцов иезуитов. Рукописи Виктор не нашёл, но зато привёз в усадьбу хозяина трёх карликов. Виктор сам занимался воспитанием лилипутов, и маленькие убийцы были преданны вовсе не Ивану Бурсе, как все здесь думали, они были преданны вытащившему их из пожарища Виктору.
«Но какой прок в этом? На что я хочу надеяться? Чем нам помогут эти маленькие уроды-убийцы? Виктор, конечно, любит меня, но если уж предал раз, предаст и второй. Не пойдёт он против хозяина. Скорее меня в жертву отдаст. А если пойдёт — два уродца сатанинских, какая от них помощь? Что они могут? Остальные-то, точно звери бешеные, за хозяина нас в куски разорвут, всех троих, как только пронюхают в чём дело».
Жар одолевал Аглаю, и мысль её терялась.
«Не станет он, не станет. Не пойдёт против воли барина. Он Бурсе предан больше, наверное, чем лилипуты ему самому преданны.