Крещение огнем

Койл Гарольд

Открыв дверцу "хамви", Энди решил выйти и немного прогу­ляться. Пожалуй, надо наведаться к бронированному вездеходу, взглянуть, не уснул ли новичок. Опираясь одной рукой на ствол пусковой установки противотанковой ракеты, он осторожно по­тянулся вперед, чтобы достать бинокль ночного видения, лежа­щий на рации. Стараясь не разбудить Салливана и Элисона, ко­торые спали на передних сиденьях, Мореццо нащупал футляр бинокля, забрал его и медленно вылез из машины. Впрочем, он мог не беспокоиться — его спутники крепко спали, ни один не услышал, как он вышел. Энди не стал брать каску, лежащую на ящике с противотанковыми ракетами. К тому же, думая толь­ко о том, как бы не разбудить товарищей, он забыл переключить рацию на

частоту командования батальона, и она так и осталась на волне артиллерийской части, с которой он только что свя­зывался.

Стоя рядом с машиной, разведчик глубоко вздохнул и потя­нулся. Ночной воздух приятно холодил лицо. Хотя восемьдесят градусов — тоже не так уж мало, все же восемьдесят градусов без срлнцепека куда лучше, чем сто пять — на солнце и без всякой тени [2] .

Мореццо оглядывался, ожидая, пока глаза привыкнут к тем­ноте. В белесом свете луны можно было ясно различить очерта­ния бронированного вездехода, стоящего метрах в ста от их ма­шины. Между Энди и вторым "хамви" находился бетонный па­вильон, служивший навесом для каменных столов. Скорее всего, место предназначалось для пикников. Ориентир "Квебек-пять- два" был выбран батальонным начальником разведки, потому что с него открывался хороший вид на дорогу и границу. По этой же причине много лет назад какой-то начальник паркового хозяйства штата решил, что здесь отличное место для придо­рожного парка и площадки для пикников.

2

По шкале Фаренгейта.

Подойдя к павильону, Мореццо уселся на один из столов, а ноги поставил на скамью. Потом открыл жесткий пластиковый футляр и достал бинокль ночного видения. Все еще не проснув­шись окончательно, он долго возился, прежде чем нашел кнопку и включил прибор. Окуляры засветились зеленоватым светом. Он поднял бинокль к глазам и принялся осматривать мексикан­скую сторону границы — не появятся ли бандиты.

И тут перед ним предстала, по меньшей мере, неожиданная картина: на противоположном берегу Рио-Гранде стояли две бронемашины, причем стволы их пушек глядели прямо на него. Разведчик подскочил, будто его током ударило. Приникнув к прибору ночного видения, он стал рассматривать ближайшую из двух машин. Хотя ему не удалось опознать "Пинард Линкс" французского производства, он понял, что машина — не аме­риканская. Еще важнее было то, что она стояла на другой сторо­не реки, а значит, принадлежала врагу.

Как следует рассмотрев похожую на ящик бронемашину с длинной пушкой, Энди спрыгнул со стола и остановился, не отрывая глаз от бинокля. Только удостоверившись, что вра­жеские машины не двигаются и, по-видимому, его не замечают, он поспешил к вездеходу Салливана, чтобы сообщить об уви­денном.

То, что цель пришла в движение — быстро повернулась и стала удаляться, — ничуть не обеспокоило Лефлера. Продолжая следить за ней, он лишь чуть-чуть приподнял ствол снайперской винтовки, чтобы компенсировать увеличение расстояния. И ког­да картинка в прицеле его удовлетворила, нажал на спуск, по­слав единственную пулю с расплющивающейся оболочкой.

Но выстрела Мореццо не услышал. И не почувствовал, как пуля вошла в основание черепа. А если и почувствовал, то лишь на кратчайшее мгновение — пуля попала в цель и сделала свое дело. Пробив затылочную кость, мягкая свинцовая пуля продол­жала двигаться вперед, толкая перед собой осколок кости. Од­новременно она стала расплющиваться, превращаясь в шарик диаметром с двадцатипятицентовик. И шарик этот, вместе с осколком кости, прокладывал себе дорогу, сжимая находящуюся перед ним мягкую мозговую ткань, ограниченную спереди лоб­ной костью. И когда давление расплющивающейся пули, кости

и мозговой ткани стало слишком велико, передняя поверхность черепа — от основания носа до волос — взорвалась, освобождая пуле дорогу. Пуля на время ускорила движение и, пролетев еще несколько метров, упала на землю. К этому моменту Энди был уже мертв.

Единственный выстрел Лефлера положил начало перестрел­ке, которая в лучших традициях Иностранного легиона — быс­тро, решительно и бесповоротно — достигла своей цели. Пер­вым после француза открыл огонь расчет реактивного миноме­та. Сначала мишенью стал бронированный "хамви", который на­ходился примерно в сотне метров. Первый же выстрел попал прямиком в двигатель. Реактивная струя пробила мотор, кожух и ворвалась в салон. Двух солдат, спавших на передних сидень­ях, она не задела, но раскаленный добела огненный луч проре­зал фиберглассовую капсулу, в которой хранилась одна из про­тивотанковых ракет. Ракетное топливо мгновенно воспламени­лось. Этот взрыв вызвал детонацию боеголовки соседней раке­ты. Издали зрелище было такое, будто бронированный "хамви" внезапно разлетелся на куски: дверцы распахнулись, из откры­того в крыше люка вырвался столб пламени, охвативший пуле­метчика, который стоял на посту. Ему, как и двум солдатам, находившимся внутри бронемашины, сверхпрочная конструкция и особая кевларовая броня сослужили плохую службу, усилив действие взрыва. Не прошло и нескольких секунд, как все трое погибли.

Но еще до этого на левый борт второго "хамви" обрушился лив₍ень автоматного и пулеметного огня. Салливан, который спал на водительском месте, уронив голову на руль, принял на себя первые очереди. Его тело заслонило от пуль сидевшего рядом Тода Элисона, и все же он был ранен в плечо и колено, не считая многочисленных порезов от летящих осколков стекла, фибергласса и металла. Боль от ран и шок от внезапного об­стрела на какое-то время парализовали Тода. Инстинкт подска­зывал ему: надо поскорее укрыться.

Он потянулся к дверце и с ужасом увццел, как тело Джимми задергалось: в него впивались все новые пули. Элисон распахнул дверцу как раз в тот миг, когда взрывы ракет сотрясали брони­рованный "хамви", освещая ночь зловещими-еполохами. Наблю­дая за гибелью машины, Элисон понял, что оттуда спасения уже не будет.

Он увидел, как корчится от боли охваченный пламенем пуле­метчик, и мозг его пронзила первая сознательная мысль: ему тоже суждено умереть. Следующей мыслью было: пока это не произошло, нужно сообщить о нападении. Все тело его судо­рожно подергивалось — сказывались раны, шок и страх, — но все же Тод, хоть и с трудом, но дотянулся до микрофона. Нужно кому-то сообщить. Должен же кто-нибудь ему помочу!

Внезапная вспышка и грохот взрыва — это взлетел на воздух бронированный "хамви" американцев — заставили лейтенанта Марти насторожиться. Сначала он подумал, что это выстрелил второй "Линкс", находившийся рядом с ним. Выпрямившись в открытом люке своей машины, Августин повернулся к соседу, но не заметил никаких признаков выстрела. Он все еще продол­жал теряться в догадках, когда из-за реки.донеслись звуки ру­жейной стрельбы. Глядя на позиции американцев, он различил вспышки трассирующих пуль, летящих в американские маши­ны.

Лейтенант нагнулся, схватил радиомикрофон. Он уже собрал­ся было настроить рацию и передать первое донесение, но заду­мался. Что именно он может сообщить? Что он видит перед собой? Не в силах ответить на эти вопросы и зная, что как раз их и задаст командир полка в первую очередь, Марти отложил микрофон и приказал водителю заводить двигатель. Прежде чем докладывать, нужно подъехать поближе и разобраться, что к чему. "Лучше представить исчерпывающий рацорт, который пол­ностью прояснит ситуацию, чем пороть горячку и ввести на­чальство в заблуждение или вызвать ненужную панику", — ре­шил лейтенант.