Крест и корона

Бильо Нэнси

Сестра Элеонора многозначительно откашлялась.

— А теперь, — сказала она, — я перехожу к делу сестры Джоанны.

Я подошла к настоятельнице и опустилась перед ней на колени на каменный пол. Никто никогда не делал этого при вынесении наказаний на капитуле. Я услышала вокруг недоуменный ропот.

— Умоляю вас, настоятельница, позвольте мне сказать, — проговорила я. — После этого я выслушаю сестру Элеонору и с радостью приму любое наказание за все те прегрешения, которые совершила против правил ордена.

— Ну, хорошо, говорите, — неохотно позволила она.

Но теперь я не знала, с чего начать.

— Я очень люблю

Дартфордский монастырь, — наконец выпалила я. Настоятельница и сестра Элеонора испуганно переглянулись, а я продолжила: — Я знаю, что совершала здесь грехи, большие и малые. И не заслуживаю вашего прощения. Я не заслуживаю прощения Господа. Но это место, наш монастырь, — святилище света во тьме, храм красоты и чистоты. — Голос у меня сорвался; я усилием воли заставила себя говорить ровно. — Я так хочу служить вам, настоятельница, быть вашей смиренной слугой, защищать Дартфорд от всех наших врагов. — (Взгляд настоятельницы стал менее настороженным. Правда, совсем чуть-чуть.) — Сегодня я узнала кое-что. Может быть, эта малозначащая деталь и не имеет никакого значения. Однако не исключено, что все-таки имеет. Это касается детей Вестерли, тех самых несчастных детей, против которых я совершила грех, не сумев утешить их в час смерти матери. Я знала кое-что о них и теперь понимаю, что должна была сказать вам об этом раньше, но не решилась. Я говорю о том, что дети могли свободно и без труда днем и ночью перемещаться по монастырю. Если бы речь не шла о невинных чадах, то можно было бы сказать, что они делали это с дьявольской ловкостью. Как-то ночью я обнаружила ребятишек в лазарете — и понятия не имею, как они сумели незамеченными пробраться туда.

Сестра Элеонора занервничала. Я чувствовала: никто не понимает, к чему я рассказываю все это.

Но отступать было поздно.

— Я считаю, что дети не выходили за ворота Дартфорда, когда умерла их мать. Я думаю, они прятались где-то по меньшей мере целый день. И в ночь, когда был убит лорд Честер, они, возможно, в какой-то момент находились на галерее. Дети могли видеть или слышать что-то… или кого-то.

— Почему вы так считаете? — спросила настоятельница.

Я показала куклу и объяснила, что ее обнаружили в день убийства рядом с гостевой комнатой, тогда как накануне вечером коридоры были тщательно убраны.

— Если я найду детей Вестерли, то смогу выяснить у них, что произошло на самом деле, — заключила я. — Мне они скажут правду, я уверена. А то, что я узнаю, поможет снять подозрения с брата Эдмунда.

Настоятельница отрицательно покачала головой.

— Не стоит вмешиваться не в свое дело, — возразила она. — Коронерское жюри уже вынесло решение. Как это ни трудно для нас, мы должны принять его.

— Но им были представлены не все факты! — Я не смогла сдержаться и возвысила голос.

Настоятельница шагнула ко мне и протянула руки, чтобы помочь подняться с колен.

— Мы все видели в брате Эдмунде истинного праведника, когда он служил здесь Господу. И мы скорбим вместе с сестрой Винифред, которая оплакивает его заключение в тюрьму. Но такова воля Божья, а Его пути, как известно, неисповедимы. Вот чему вы так и не научились, сестра Джоанна, — так это смиренно принимать волю Господа.

Она была права. Я не умела сдаваться и в отчаянии воскликнула:

— Verum est notus per fides quod causa!

Настоятельница, потрясенная, уставилась на меня.

— Истина познается через веру и здравый

смысл, — быстро перевела я для тех, кто не знал латынь. — Мы в монастыре почитаем Божественную истину. Святой Фома Аквинский говорил, что вера и здравый смысл дополняют друг друга, а вовсе не вступают между собой в противоречие. И еще он сказал, что разум должен искать факты для здравого смысла. Позвольте мне найти детей Вестерли, чтобы выяснить факты.

— И как вы собираетесь сделать это? — только и сумела выдавить из себя настоятельница.

— Вместе с Джоном, нашим конюхом, — а он человек надежный — мы отправимся в дом, где живет отец Вестерли. Со дня убийства лорда Честера ребятишек никто не видел. Но Стивен Вестерли вернулся из Лондона, и сейчас дети, вероятно, находятся с ним.

Настоятельница всплеснула руками:

— Вы опять собираетесь нарушить правило затвора, сестра Джоанна? Неужели вы ничему не научились?

И тут у меня за спиной со скамьи раздался голос сестры Агаты:

— Позвольте мне сопровождать сестру Джоанну. Я прослежу, чтобы факты были собраны должным образом. — Сестра Агата подошла и встала рядом со мной. — Настоятельница, я не оставлю ее ни на минуту. А что касается затвора — в вашей власти позволить нам покинуть монастырь на короткое время.

Настоятельница погрузилась в молчание. Я замерла, боясь вздохнуть.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Я даю разрешение сестре Джоанне и сестре Агате отправиться в деревню вместе с Джоном, нашим добрым слугой и защитником. Но вы должны вернуться до наступления темноты, независимо от того, найдете детей или нет. А мы перенесем обсуждение ваших проступков на следующий капитул.

Я повернулась к сестре Агате:

— Спасибо.

Когда мы добрались до конюшни, первоначальные планы пришлось изменить. Быстрее всего в деревню можно было добраться верхом, но сестра Агата сказала, что вот уже лет двадцать как не ездила в седле. Поэтому Джон впряг двух лошадей в повозку, и мы сели сзади. Городок Дарем находился совсем близко, так что на дорогу не должно было уйти много времени.

Джон взмахнул вожжами, и мы поехали по монастырской дорожке.

Сестра Агата, сидевшая рядом со мной, нервно подергивала волоски, растущие у нее на подбородке. Я подумала, что она, вероятно, не выходила за пределы монастыря с тех пор, как стала послушницей.

— Почему вы поддержали меня? — спросила я.

— Дартфорд — это мой дом, сестра Джоанна. Скоро сюда приедут уполномоченные короля. Возможно, они прикажут закрыть монастырь… Разумеется, на все воля Божья. Но если в наших силах хоть как-то помочь себе, то мы должны попытаться. Если мы сумеем доказать, что брат Эдмунд не совершал этого страшного преступления, то нас, может быть, и не закроют.

Я обняла ее и прошептала:

— Спасибо.

Она обняла меня в ответ, пробормотав что-то невразумительное.

Я не была в Дартфорде с прошлой осени, когда отец привез меня в монастырь. Наша повозка грохотала по Хай-стрит мимо лавок, гостиниц, плотницких мастерских, пекарен, рыбных лавок и заведений портных. Хотя Дартфорд был не так уж и мал — я слышала, что здесь было около тысячи жителей, — многие его обитатели, кажется, были знакомы между собой. Они окликали друг друга на Хай-стрит, радостно восклицали, улыбались. Две плотного сложения женщины — одна с пакетом рыбы — весело смеялись над чем-то, стоя на площади перед приходской церковью Святой Троицы.