Крест и стрела
Шрифт:
— Он здесь, Вилли, — прошептала она. — Постарайся ему понравиться! Если ты ему понравишься, мы сможем сразу же пожениться, милый.
Очень хорошо. Быть любезным не так уж трудно. Тем более что малый оказался славным, веселым, приветливым и был ласков с матерью. Последнее особенно тронуло Вилли. У парня, который приехал из армии с целой охапкой подарков для матери, безусловно, есть и характер и душа. Очень хорошо.
Правда, в первые полчаса, сидя за обеденным столом, Вилли немного волновался. Они ели, пили шампанское и говорили обо всем на свете,
— Значит, вы тот самый Вилли, о котором она мне писала, да? — и сразу же принимался говорить о чем-нибудь другом. Или восклицал — Так, так! А с какого конца корова дает молоко? Хоть это вы знаете, Вилли?
Ну и что же, очень хорошо. Правда, на месте Руди Вилли поступил бы иначе. Он уселся бы с будущим женихом в сторонке, завел бы разговор по душам, а затем сказал бы прямо— да или нет. Но если Руди захотелось повести дело по-другому, что ж, его можно понять. Парню девятнадцать лет, ему хочется поважничать. Очень хорошо. Жениться на своей горячо любимой Берте, зажить с ней на ферме — это все, чего хотел Вилли. Он был готов даже льстить молодому человеку, чтобы достичь этой цели. Пусть малый чувствует себя главным в доме. Еще немножко выпьем, еще немножко посмеемся, и он уж не отвертится от прямого ответа.
— Пить так пить! — сказал Вилли, осушая стакан. — В жизни не пробовал ничего лучше.
— Ха-ха! — засмеялся Руди. — Вот молодчина!
— Пить так пить! — весело хохотал Вилли. — Почему не выпить, а, Берта? Когда сын приезжает домой — это большой праздник. Пить так пить! Руди, ты когда-нибудь занимался гимнастикой?
— Немножко, на параллельных брусьях во время учений, вот и все.
— А я участвовал в пирамиде, — сказал Вилли. — Держал на себе четырех человек.
— Да что вы! А делать стойку на одной руке вы можете? — с интересом спросил Руди.
— Сейчас нет, надо поупражняться. Если часа два поупражняюсь, то смогу.
Вилли немножко смущало, что он так расхвастался, но он делал это нарочно. Времени, чтобы произвести на Руди впечатление, было мало, а он знал, что юноши всегда относятся с уважением к физической ловкости.
— Ты бы посмотрел, как Вилли делает фокус с носовым платком, — с гордостью подхватила Берта.
— А как это? — спросил Руди.
Прикусив свиной хрящик кривыми передними зубами, он с любопытством уставился на Вилли.
— А, это просто, — сказал Вилли. — Платок кладется на пол, потом надо постепенно сгибать колени, руки выбросить в стороны и поднять платок зубами. Понятно? Это каждый может.
— Покажи ему, Вилли! — воскликнула Берта. — Ему будет интересно.
— Конечно, — подтвердил Руди.
Вилли засмеялся.
— Если я стану показывать этот фокус, набив живот свининой, знаете, что будет? Уж лучше не просите. Разве попозже.
— Хорошо, —
— С такими мускулами ты за пять минут научишься, — с чувством сказал Вилли.
— Ладно, — сказал Руди. — Так не забудьте же… Эй, мама! Ты что, жалеешь картошку? Смотри, у меня пустая тарелка! Разве так встречают защитника отечества?
Он весело засмеялся. Ему тоже было хорошо. Хмель приятно бродил у него в желудке, и, сидя во главе стола, где всегда раньше сидел его отец, он чувствовал себя почти королем. Он никогда и не думал, что ему придется занять место хозяина фермы в таком раннем возрасте. Жаль, конечно, что умер отец, — Руди любил его, — но стать землевладельцем в девятнадцать лет, разве это не здорово?
— Что ж, Вилли, — ухмыльнулся он, — сперва надо решить первый вопрос. А вопрос такой: что появилось сначала — яйцо или курица? — Он громко захохотал. — Мама, как ты думаешь, он знает? Подложи-ка еще свинины. Что ты скаредничаешь?
— А тебе, Вилли, — спросила Берта, — дать еще свинины? И луку?
Вилли, вздохнув, покачал головой.
— Я, кажется, скоро лопну, Берта. Наверное, целую неделю не смогу работать. Уже лет десять я так не ел.
— Вуаля! — сказал Руди ни с того ни с сего. — Вуаля, вуаля! Мама, открой-ка еще бутылочку. — Он повернулся к Вилли. — Ваш сын убит, да?
Вилли кивнул.
— Мама говорит, он получил Железный крест.
— Да, в Норвегии. Он был парашютистом.
— Ого! — почтительно воскликнул Руди.
Вилли выпил свой стакан до дна. Лучше бы Руди не заговаривал о его сыне. У него заныло где-то внутри. Он вспомнил то утро, когда он стоял со своей невесткой перед ораторствующим полковником. И тогда он чувствовал то же, что и теперь, — не гордость, а боль… боль и злость.
— Слушай, мама, — Руди внезапно огляделся вокруг. — А где же наша сука?
Берта покраснела. Слегка заикаясь, она ответила:
— Мне пришлось ее продать, Руди.
— Почему? Кто ее купил?
— Мясник Фримль.
Она старалась не глядеть в глаза ни Вилли, ни Руди. В свое время, уступая ее настояниям, Вилли взял обратно свои восемнадцать марок, но все-таки ей было стыдно вспоминать этот случай.
— Фримль? Что ты говоришь! — удивился Руди. — Я помню, как он пинал ногами щенка Рольфа, который был у меня в детстве. Фримль терпеть не может собак.
— Он купил не для того, чтобы держать в доме, Руди.
— А для чего?
— Для… еды… — с трудом выговорила она.
Руди ошеломленно уставился на нее.
— Рано или поздно это сделал бы кто-нибудь другой, — торопливо объяснила Берта. — Теперь никто у нас уже не держит собак. Вот я и подумала, почему кто-то другой должен наживаться на моей собаке? А Фримль охотно купил ее.
Руди перестал жевать.
— Никто не держит собак? — медленно спросил он.
— Ты знаешь, сколько мяса нам выдают по карточкам? Ха! Может, ты думаешь, что мы едим так каждый день?