Крест в круге
Шрифт:
В гулкой и пыльной тишине небольшого зала, похожего на опустевшую столовую, лысоватый тип прошелся, петляя между столиками, выбрал самый удобный и снял с него стулья.
– Что здесь будет? – спросила Лика, с интересом оглядывая помещение. – Кафе?
– Кафе, моя хорошая, – подтвердил мужчина, расстегивая брюки. – Заведение, в котором тебе, может быть, предстоит работать.
Лика даже не успела спросить этого развязного человека, о какой работе идет речь, как он вдруг нетерпеливо притянул ее к себе, мгновенно запустил руки ей под платье и, опрокинув на стол, стащил с нее трусики.
У Лики потемнело в глазах. Вонючая рубашка Кольки Круту из далекого детства накрыла ей лицо и залепила рот. Она дернулась изо всех сил, пытаясь перевернуться на бок, но здоровяк, навалившийся на нее сверху, прочно прижал ее к холодному и пыльному столу.
– Пус-сти, гад… – прошипела Лика, задыхаясь, и в ту же секунду почувствовала, как грубая, чужая плоть проникает в нее, ослепляя внезапной болью.
Ужас, отчаяние, страх от собственной беспомощности горячими слезами хлынули из глаз и утонули в складках душной, прокуренной рубашки.
Как и много лет назад, на старой заброшенной фабрике, Лика чувствовала, что вот-вот потеряет сознание от страха и унижения. Она задыхалась в складках дурно пахнущей рубашки и отчаянно колотила ладошкой по застывшему в глухом равнодушии столу.Через минуту кто-то с силой подергал
– Володя! – послышался глухой голос. – Открой мне! Открой, слышишь?
– Убирайся! – отозвался мужчина, тяжело дыша. – Тебя не звали!
– Открой! – Кто-то остервенело дергал запертую дверь. – Отпусти ее! Оставь! Она не проститутка!
Мужчина грузно отвалился от стола и задел ногой стул.
– Свободна! – скомандовал он Лике, которая судорожно глотала ртом воздух.
– Негодяй… Подонок… Мразь…
Захлебываясь рыданиями, она вскочила, на ходу поправляя платье, и бросилась вон.
– Слабовата… Потренируйся, моя хорошая, и приходи через год! – насмешливо крикнул ей вслед насильник.
Он натянул брюки, застегнул ремень и вдруг заметил на полу у себя под ногами оброненную девушкой сумочку. Не долго думая, он схватил ее, спешно выдвинул ящик барной стойки, зачерпнул из него пригоршню блестящих квадратиков и высыпал их в сумочку. После чего спокойно отправился открывать дверь служебного входа.
– Ты чего ломишься? Невмоготу, что ли? Бабу захотелось?Лика приплелась домой в третьем часу ночи – поцарапанная, зареванная и обессиленная. Не раздеваясь, она бросилась на кровать лицом в подушку и некоторое время лежала не шевелясь. Потом быстро встала, скинула с себя одежду и босиком потопала в ванную.
Она долго стояла под душем, подставляя лицо горячим потокам, и плакала. От унижения, от обиды, от досады на саму себя и от усталости. За те месяцы, что Лика жила в столице, она устала больше, чем за последние годы в Тирасполе. Устала от неизвестности и безысходности, устала от жалости к самой себе, устала от одиночества…
Она вспомнила отвратительного типа в пыльном и полутемном кафе, почувствовала его ледяные руки на своей груди и в паху, и дрожь омерзения пробежала по ее телу. Негодяй! Какой негодяй! А она… Она просто дура! Набитая дура, которая так и не научилась разбираться в людях, не научилась чувствовать обман.
«Тот, кто пытается тебя обидеть или задеть твою честь , – прозвучало отчетливо в шуме льющейся воды, – всегда будет наказан… Но когда меня не будет и когда не будет никого, кто бы мог тебя защитить, тебе придется это делать самой…»
– Погоди же, мерзавец! – прошипела Лика, отплевываясь от горячих ручейков, струящихся по лицу. – Попомнишь ты меня!
Через секунду она почему-то вспомнила мужа, его дрожащие в слюнявом бессилии губы: «С-сука! Похотливая дрянь!»
И со злостью крутанула кран горячей воды на полную мощность.Вытираясь большим махровым полотенцем, Лика стала понемногу успокаиваться. Злость и боль утихли и уступили место щемящей грусти. Она вспомнила мать и ее нежные ладони на своих нелепых кудряшках: «Ты моя красавица…»
Вспомнила отца, его большие жилистые руки, которыми он смахивал паутину горестных мыслей с морщинистого лица:
– Лакрима… Вы у нас уже взрослые, детки…
А потом, укладываясь в постель в темноте, чтобы не разбудить безмятежно спящую Мухину, Лика вспомнила парня, встреченного в отеле. У него необыкновенные глаза. Умные и вместе с тем невыразимо печальные. Красивые глаза… Бездонные…Странно, непостижимо, но он ей приснился. Спокойный, умный и такой… понимающий. С ним было легко. Он что-то рассказывал ей, грустно улыбаясь, а она не могла разобрать слов и только тонула в головокружительной музыке его голоса, в его глазах и печальной улыбке.
Именно во сне она вдруг поняла, почему ей так хорошо и невыразимо сладко. Впервые она забыла, что ей нужно быть сильной, бороться с судьбой, искать, побеждать, падать и снова подниматься. Забыла, что ей нужно быть стимулом для других, отвоевывать уважение и признание, зарабатывать успех, как приданое к неведомой свадьбе с жизнью. Она вдруг поняла, что все муки и страдания, вся накопленная мудрость и сила, вся заработанная независимость и самодостаточность, все взятые высоты и достигнутые цели – лишь ожидание того, чтобы в один миг стать… слабой и несмышленой, побежденной и зависимой. Стать совсем себе не принадлежащей. Она вдруг поняла, что нет ничего лучше, чем быть маленькой, беззащитной девочкой, которую кто-то гладит по смешным кудряшкам. Ведь быть красавицей – совсем не значит быть лебедем. Тысячи страстных, похотливых, восторженных поклонников никогда не смогут сделать того, что может один-единственный, но очень родной человек – подарить тебе саму себя, маленькую, хрупкую и нежную. Как слезинка. Лакрима.
Лика открыла глаза и мысленно улыбнулась: сон продолжался. Бывает так – проснешься на секунду, повернешься на другой бок – и все. Видение исчезло, сладкие грезы растаяли, и волшебный сон уже не догнать.
Но сейчас все было не так. Он не исчез. Он стоял в изголовье и смотрел на нее. А еще он ее – поцеловал! И это было так прекрасно, что теперь казалось: лучше умереть, чем проснуться…
И Лика медленно закрыла глаза.– Извращенец какой-то приходил! – крикнула Мухина из кухни, когда Лика умывалась в ванной. – Сумочку твою принес. Сказал, что ты ее забыла в отеле.
Лика замерла. У нее перехватило дыхание.
– А еще… – прыснула со смеху Таня, – он попросил разрешения на тебя поглазеть, на спящую… Ну, я разрешила. Даже денег не взяла. Извини меня, подруга…
В ванной что-то загремело. Наверное, упали пузырьки и флаконы с полки.Через неделю случилось чудо. Лику взяли на должность менеджера по рекламе в редакцию той самой газеты, где она совсем недавно подрабатывала распространителем.
– Рекламу у нас размещают неохотно, – признался главный редактор. – Поэтому она недорогая. Но это наш единственный хлеб.
Уже через две недели Лика явилась к нему в кабинет с предложением:
– Я тут подсчитала, Владимир Семенович… Если сократить количество полос, а оставшиеся сделать интереснее, изменив подачу материала, то к концу года можно увеличить тираж на треть, а стоимость рекламы – в два раза. Я предлагаю…
– Уже предлагаешь? – усмехнулся главный редактор. – Уже подсчитала? Похвально. У вас, у молодых да ранних, нет ни опыта, ни знаний, ни вкуса, ни чувства меры. Единственное, чему вы учитесь с пеленок, это считать.
– Я полагаю, – ответила холодно Лика, – что газету можно сделать гораздо интереснее. А значит – читабельнее. Что же до цифр, вы сами сказали, что реклама – ваш хлеб.
– Вот и занимайся поиском этого хлебушка, – кивнул редактор. – На своем месте… А мне предоставь возможность делать дело – на своем.
Он привстал с кресла и, широко улыбнувшись, закончил разговор игриво-великодушным тоном:
– Вот когда ты купишь нашу газету и станешь здесь безраздельным хозяином, тогда уволишь меня с работы и сделаешь все по-своему…
– Хорошо, – просто ответила Лика. – А сколько стоит ваша газета с потрохами?В начале октября на интервью с начальником службы безопасности отеля «Националь»
– Я согласился на встречу, – небрежно процедил Груздев, беззастенчиво разглядывая яркую блондинку, сидящую перед ним в его собственном кабинете, – только потому, что ваше издание недавно напечатало статью о том, что нашему отелю грозят неприятности.
– Неприятности? – переспросила блондинка.
– Ну да. Прошел слух, что отель могут купить, отобрать у государства…
Журналистка поправила прическу.
– Вас нельзя купить, – сказала она с жаром, от которого у Груздева стало тепло в паху.
– А это, случаем, не вы Помилуйко? – спросил он почему-то шепотом.
– Нет, – оскорбилась блондинка. – Я даже никогда ее не видела. Помилуйко – внештатный корреспондент, и к тому же уже давно ничего не пишет… Впрочем, если вам угодно общаться именно с ней…
Она сделала вид, что собирается встать.
– Нет-нет… – поспешно заверил Груздев. – Я просто так спросил. Мне она ни к чему. А вы – прелесть.
– Спасибо. – Блондинка улыбкой показала, что прощает собеседнику его прежнюю неразборчивость. – Значит, вы хотите опровергнуть нелепые домыслы?
– Хочу, – кивнул Груздев. – И заявляю, что отель находится в полной безопасности…
– С вами – да, – выдохнула корреспондентка.
– Ну, я не один такой, – краснея, пробормотал начальник. – У нас отличный штат. Все как на подбор: сильные, бесстрашные, а главное – с головой на плечах. Сейчас ведь знаете какое время? Время интеллектуалов!
– Я догадалась, – прошептала девица, пожирая глазами своего собеседника. – А кстати… Могу я посмотреть на личные дела ваших орлов? В смысле их образования, профессий?
Груздев замялся:
– Личные дела. Это нельзя. Не положено. Хотите, я расскажу о себе?
– Хочу! – страстно выдохнула блондинка. – Но, наверное, для этого рассказа нужна другая обстановка. – Она обвела глазами кабинет. – Более подходящая…
У Груздева шевельнулись брюки.
– Вы правы! – прохрипел он. – А что, если завтра? Где-нибудь на природе…
– С удовольствием. – Журналистка опустила ресницы. – А ваш кабинет давайте оставим для подчиненных…
Груздев оценил шутку.
– Их надо драть в задницу! – весело подтвердил он и тут же осекся, наткнувшись на укоризненный взгляд.
– Что за выражение, полковник?
– А с этими гадами иначе нельзя, – развел руками Груздев и на всякий случай смущенно кашлянул.
– Так могу я взглянуть на ваших «гадов»? – спросила блондинка, быстро перехватывая инициативу. – В смысле, на их личные дела?
– Дались вам их личные дела, – досадливо крякнул начальник. – Ну что с вами поделать?.. – Он звякнул ключами, открыл сейф и достал из него стопку картонных папок. – Смотрите… Только их ведь у нас много.
– А мне все и не понадобятся, – заверила блондинка, раскрывая первую папку.
Ей действительно были не нужны все личные дела сотрудников. Ее интересовали только два – Касатонова и Григорьева. Она нашла их почти моментально по фотографиям.
– Ух ты… Исторический факультет МГУ, – сказала она уважительно, листая страницы.
– Да уж… – горделиво вставил Груздев. – И это еще что…
– Бывший хоккеист… – продолжала девушка, листая другую папку.
Груздев не заметил, как злая усмешка тронула ее губы.
– Хоккеисты нам тоже нужны, – объяснил он.
– Понимаю, – кивнула блондинка. – Для разной работы…
Она уже узнала все, что хотела.
Груздев наклонился над столом, касаясь девушки, и вынул одну из папок.
– Вот эту – можно не смотреть… Некто Хрусталев… Уволен за пьянство.
Журналистка, которая уже потеряла интерес к личным делам сотрудников, неожиданно встрепенулась:
– Уволен за пьянство? Можно взглянуть?
– Надеюсь, – пробормотал Груздев, – вы не будете писать об этом досадном случае? Об этой единственной паршивой овце в стаде нормальных сотрудников!
– Конечно нет! – округлила глаза блондинка. – Как вы могли подумать такое?Через двадцать минут, зайдя за табачный ларек, Лика сняла яркий, аляповатый парик и запихнула его в сумку. А еще через четверть часа она уже ехала в редакцию. Ей надо было позвонить по интересному делу.
– Напишите всю правду об этих гадах! – попросил Хрусталев, опрокидывая четвертый стаканчик в баре «Кузьма», куда его пригласила для беседы смазливая корреспондентка. – Всю правду без прикрас!
– Если вы мне поможете… – улыбнулась блондинка.
– Еще как помогу! – взревел бывший охранник «Националя». – Никто лучше меня не знает всю подноготную этого гнилого мирка! Я мно-ого чего могу рассказать. Коррупция, проституция, воровство…
– И пьянство, – добавила девушка.
Хрусталев пропустил мимо ушей язвительную реплику, налил себе еще и продолжил:
– Воровство и круговая порука. Пишите: Груздев – мерзавец. Солдафон. Всем подмигивает, для всех – душка, а сам кормится с «ночных» денег. Старший смены каждое утро приносит ему конверт. Тот делится с генеральным. А генеральный раз в месяц платит бандитам… По полной программе…
Блондинка заказала еще бутылку странного пойла под названием «Слнычев Бряг» и переспросила:
– Бандитам? Раз в месяц? Как это происходит?К концу вечера Хрусталев едва ворочал языком.
– А всех бл… тьфу, проституток держит в смене Зевковича тот самый Касатонов. Хмырь болотный… Вечный «одиннадцатый»… А бабы его боятся… Он их это… смашанжирует… шмашажирует…
– Массажирует? – попыталась помочь блондинка.
– Дура ты, – ласково протянул Хрусталев. – Балда сисястая… Это тебя надо… промасса… жировать… А этот хмырь…
– Болотный… – подсказала «балда».
– Правильно – болотный… Он их шантра… шрантра…
– Шантажирует! – наконец догадалась девушка. – Каким образом?
– По-всякому… – уклончиво ответил Хрусталев. – Особенно Лариску…
– Лариску? А почему ее – особенно?
Хрусталев хитро прищурился, наклонился над столом и поманил к себе пальцем интервьюершу.
– Потому что, – прошептал он ей в самое ухо, – у Лариски муж…
И он нарисовал у себя на лацкане пальцем непонятный знак.
– Депутат? – ахнула блондинка.
– Почти… – кивнул Хрусталев и откинулся на спинку стула. – И ничего не знает, козел рогатый.
Он вдруг замолчал, причмокнул губами и, покачнувшись, упал лицом на стол. Блондинка пару секунд о чем-то размышляла, потом расплатилась с барменом за три бутылки вонючего пойла, высвободила из-под головы Хрусталева свою сумочку и исчезла в клубах сигаретного дыма.– А почему я должна вам помогать? – спросила Лариска, затягиваясь длинной ментоловой сигареткой.
– В первую очередь ты поможешь себе, – спокойно ответила блондинка, разглядывая узкое, напудренное лицо своей собеседницы. – Избавиться от негодяя и кровопийцы. А еще… А еще я дам тебе денег.
– Заманчиво, – расплылась в улыбке Лариска и тут же посерьезнела: – Я хочу десять процентов от денег, которые будут в пакете.
– Получишь, – хмуро заверила ее девушка.
Лариска задумалась.
– Тогда, – сказала она, – лучше это сделать сразу после Нового года. Сумма будет гораздо больше.
– Я найду тебя, – сказала блондинка, вставая.
– А если я возьму, – вдруг игриво крикнула ей вслед Лариска, – и все расскажу Касатонову?
– Тогда следующее мое интервью будет с твоим мужем… – прозвучало в ответ.
В начале января 1996 года Лика позвонила Пню.
– Юра, – сказала она как можно небрежнее, – ты назвал себя когда-то моим должником. Мне нужна твоя помощь.