Крестоносец
Шрифт:
— Это позор, отец. Я иду с тобой. Просто… будь осторожен и не делай поспешных решений. И… ты знаешь… нам нужно знать, что происходит в Леванте и какие действия предпринимает Андрей.
— У него нет флота. А по суше он несколько месяцев будет добираться до Азака или, тем более, Крыма.
— А если этот флот у него появиться?
— Веришь в чудеса?
— От него всего что угодно можно ожидать. И когда мы достигнем юга московских владений, отец, я прошу тебя, трижды подумай — идти на север нам к неприступной Туле или отвернуть на запад, начав разорять литовские владения,
Давлет-хан удивленно вскинул брови, уставившись на своего сына. Но промолчал. Вопрос он поставил действительно интересный.
Пройти мимо Тулы они не смогут. Как и взять ее. Она и раньше им была не по зубам. Сейчас же, после возведения новых укреплений — и подавно. Из-за чего разорить посад не получится. И придется шастать по окрестностям, ловя крестьян на продажу в рабство. Ну и разоряя мелкие поселения.
Столица графства Шат тоже выглядела привлекательна, но, как сказывали видевшие ее укрепления, там все еще хуже. Да и система оповещения сделана добро. Из-за чего даже людишек там не словить.
А у литовцев все иначе…
Литовцы не ожидают, что крымское войско ударит по ним.
Остается, правда, досадный нюанс с Азаком. Но хан в нем формально не замешан. В конце концов местные черкессы могли и сами пошалить. Тем более, что как таковой угрозы крепости они не несли. Просто не давали гарнизону совершить вылазку в сторону Крыма. А почему? Ну… Это не так уж и важно.
Сын, видя, заинтересованность отца, улыбнулся.
И хан ответил ему. Предвкушая наконец-то богатую добычу…
[1] Именно так мины и подводили веке в XII–XIII к примеру.
Глава 5
1559 год, 2 августа, Смоленск
Бах!
Ударила кулеврина.
И ядро ударило в землю недалеко от крепостной стены Смоленска. Просто угол возвышения должный не придали. По злому умыслу или нет — Бог весть. Во всяком случае это длинноствольное орудие калибром в 24 фунта представляло собой серьезную угрозу для древо-земляных стен города.
Иоанн Васильевич в Ливонской войне больше полагался на бомбарды. По обычаям тех лет. А кулеврины хоть и имел в значительном числе, но применял их также, как и полагалось — для решения вспомогательных задач. Польско-литовские магнаты, что подошли к стенам Смоленска, охотно поступили бы также. Но вот беда — ни в Литве, ни в Польше не имелось нормального артиллерийского парка. В отличие от земель Московской Руси, где его созданием озаботился еще дед нынешнего царя и его полный тезка. Посему магнатам пришлось «скрести по сусекам» и довольствоваться тем, что найдут. В Риге. Вместе с артиллеристами. Тем более, что особой проблемы древесно-земляные стены даже для кулеврин не представляли.
И вот — выстрел.
Всего один.
Но он немало взбаламутил город, ожидающий ответа от Царя на свою челобитную. Ляхи и литвины сказывали, что они не дождутся. И что Иоанн Васильевич тянуть станет. Но среди личного состава полка ходили версии
Единства не было.
А теперь еще этот выстрел.
Его смысл был прост — теперь супротивники подвезли артиллерию и могут брать город обычным способом. И тогда уже предложение короля Польши и Великого князя Литовского окажется не в силе…
***
— Что там? — спросил Андрей у гонца.
— Письмо, о Великий, — поклонившись, ответил тот.
— От кого?
— Мне не ведомо. Меня отправил один уважаемый человек, наняв в Трапезунде. Заплатил. И сказал, что сведения в письме очень важны для Андреаса Палеолога.
Андрей помедлил.
Кивнул.
Попросил гонца подождать за дверью. И вновь устроил цирк с толстыми кожаными перчатками. Да еще и респиратор надел и очки. На всякий случай.
Сломал незнакомую печать.
Осторожно вытряхнул письмо на поднос.
Осмотрел его, ворочая палочкой. И только после этого — развернул и прочитал. Не снимая, впрочем, средств защиты.
Еще раз прочитал.
И еще.
А потом с яростью швырнул на поднос и стал нервно вышагивать по помещению.
В письме, написанном от имени отца Афанасия, Андрея предупреждали о нехороших «движениях» дома. Что Марфа пытается добиться развода из-за блуда. Что, де, она считает, будто ее муж задался целью залезть под юбки всем восточным аристократкам. Поэтому и бегает где-то вдали от дома. Вон, даже дочери Сулеймана дочь заделал. А это уже серьезно. Дочь Сулеймана — не случайная женщина для «согрева постели». Здесь уже вопрос политический. Кроме того, отец Афанасий писал, будто бы его супруга, в пику ему, увлеклась итальянцем, которого Андрей поставил следить за безопасностью…
Молодой мужчина был вне себя от ярости.
Ведь все же с супругой обговорено.
И она никогда не проявляла ревность к его походным похождениям. Понимала, что мужчине без женщины тяжело. А искать мужского общества в таких делах — противоестественно. Главное, чтобы он домой возвращался и семью ценил, и детей.
И тут — нате на лопате.
Про Михримах, правда, она не знала. Да они такие вещи и не обсуждали. Марфа подчеркнуто не интересовалась любовными похождениями мужа. А тут ее словно подменили.
И ведь стала искать развода!
А блуд был в христианстве по сути единственным основанием для развода…
Минут через десять, немного перебесившись, он вновь схватил это письмо. Уже голыми руками. И стал внимательно рассматривать.
Написано оно было по-русски на довольно дорогой бумаге. Качественной. Очень качественной.
— Странно.
Пригляделся.
Почерк не отца Афанасия. Тот он знал неплохо. В советские или российские больницы его точно бы взяли работать. Чтобы справки выписывать или больничные листы оформлять. Ибо писал он весьма посредственно и нередко сам прочесть своей писанины не мог. А тут почерк был добрым, славным — явно «рука» многоопытная писала. Или вообще — каллиграфа, если такие вообще встречались на западе.