Крестопор
Шрифт:
– Может, поэтому он и ушел, ты никогда об этом не думала? Может, ему не нравилось жить со шлюхой!
– Я не шлюха!
– крикнула Эрин, ее голос надломился.
– Я никогда не была неверна твоему отцу. Ни разу. Но хочешь ты в это верить или нет, он спал с каждой проклятой...
– Ее слова сбились на всхлип, когда она отвернулась от Мэллори. Ей хотелось ударить по чему-нибудь, сломать что-нибудь, чтобы избавиться от ярости, рвущейся из груди.
– А Джефф знает?
– с ехидной усмешкой спросила Мэллори.
– О Боже, Мэллори, пожалуйста, не говори
– "Не вини маму", - постоянно твердит он, - "Она делает все, что в ее силах". Но знает ли он, что у мамы получается лучше всего? – Мэллори издала фыркающий звук и прорычала, - Кажется, кто-то ждет тебя на линии.
Эрин услышала, как она перекинула сумку через плечо, как открылась дверь, а затем захлопнулась. Она выплеснула свою боль в хриплом, беззвучном крике, прислонившись бедром к спинке дивана. Ее лицо стало горячим от стыда, и Эрин сжала щеки руками, решив, что ей придется взять себя в руки до прихода Джеффа.
В стене квартиры что-то пискнуло и заскрежетало...
Кевин с любопытством наблюдал за Мейсом, пока его глаза наконец не открылись. Улыбаясь ему, Мейс положил руку на плечо Кевина и произнес:
– Она уже готова. Приведи ее сегодня вечером.
16.
14 октября
Стояла пятница, и коридор перед консультационным центром заполнили шумные и торопливые ученики, жаждущие поскорее отправиться на выходные. В кабинете Джей Ар, однако, было тихо: психолог сидел за столом и слушал Джеффа Карра. В течение двадцати минут Джефф рассказывал Джей Ар о своей сестре, о ее необычном поведении в последнее время.
– Я не собирался поднимать эту тему, - произнес Джефф, - но вчера ночью она вообще не пришла домой. Когда я вернулся, мама была очень расстроена, она плакала, но не сказала мне, в чем дело. Я думаю, между ними что-то произошло. И мне кажется, что Мэллори не явилась в школу сегодня.
– А твоя мама знает?
Джефф покачал головой.
Джей Ар был очарован тем, как менялось лицо парня, когда тот говорил о своей сестре. Он явно беспокоился о Мэллори, но, похоже, дело было не только в этом.
– Почему ты не собирался мне это рассказывать?
– Потому что я не хотел, чтобы вы подумали, что я, знаете ли, лезу в дела сестры.
– Нет ничего плохого в том, чтобы беспокоиться о своей сестре, Джефф.
– Но она ненавидит это.
– Это не значит, что она ненавидит тебя.
– Но она почти не разговаривает со мной.
– Лицо Джеффа было задумчивым, омраченным; между бровями пролегла складка.
– Думаешь, она с Кевином?
– Возможно. Я не знаю.
– У Мэллори были другие парни до Кевина?
– Один прошлым летом, но они никогда...
– Джефф остановился и поджал губы, покраснев.
– Что никогда?
– Ну, я не думаю, что это... было настолько серьезно.
– Джефф избегал его взгляда; его лицо какое-то время оставалось красным.
В голове Джей Ар медленно забрезжило осознание. На лице Джеффа он увидел не только чувство вины, но и стыд.
"Этот парень ревнует к сестре", - подумал он.
– "Он втюрился в нее".
Это объясняло поведение Джеффа. Обычно он выглядел тихим, но обладал острым умом, который хорошо использовал. Он хорошо учился, участвовал в школьных мероприятиях и, похоже, имел много друзей. Сегодня он казался замкнутым в
Возможно, причин для беспокойства о Джеффе было не меньше, чем для беспокойства о Мэллори.
Начеркав на клочке бумаги, Джей Ар произнес:
– Вот мой домашний телефон. Если она не появится в эти выходные, и ты решишь, что что-то действительно не так, позвони мне. В противном случае я постараюсь поговорить с ней в понедельник.
– Если она узнает, что я рассказал вам о...
– Не волнуйся. Она не узнает. Мы просто поговорим. А пока, Джефф, не взваливай все проблемы сестры на свои плечи. Я говорю по собственному опыту. Она будет делать все, что захочет, независимо от того, что ты думаешь.
Джефф кивнул, когда Джей Ар передал ему номер телефона.
После того как они пожелали друг другу хороших выходных, Джефф ушел. Его забота о сестре подняла со дна сознания Джей Ар неприятные воспоминания. Он попытался представить, насколько усложнилась бы его ситуация с Шейлой, если бы он испытывал не просто братскую заинтересованность в ее благополучии. Если его догадки относительно Джеффа действительно были справедливы, Джей Ар ему не завидовал...
Пока Дом "Молодежи Голгофы" медленно заполнялся улыбающимися и болтающими подростками, преподобный Джеймс Бейнбридж закрыл свою Библию и встал из-за стола в главной комнате. Маленький колокольчик, висевший над входной дверью, звенел каждый раз, когда кто-то входил, и Бейнбридж с улыбкой поднимал голову.
В доме всегда было оживленно - некоторые из детей даже жили в нем, - но пик активности приходился примерно на середину дня, когда они заканчивали свои занятия и начинали собираться на послеобеденную встречу.
Это было большое здание с четырьмя спальнями в тихом районе на Ламона-стрит в Шерман-Оукс. Бейнбридж хорошо знал управляющего домом; тот являлся христианином и горячо поддерживал работу Бейнбриджа с подростками, поэтому предложил дом за половину обычной арендной платы, которую легко можно было погасить за счет ежемесячно получаемых пожертвований. Миссис Уонамейкер, вдова из Нортриджа, большую часть времени проводила в обители, готовя для всех, поддерживая порядок и помогая Бейнбриджу в организационных вопросах. Она постоянно улыбалась. Миссис Уонамейкер была среднего роста - почти такой же широкой, как и высокой, - с румяными щеками, дрожащими руками и седеющими волосами. В последнее время она жаловалась на шумы в стенах, боясь как-нибудь наткнуться на мышь. Бейнбридж разложил отраву, но женщина настаивала, что все еще слышит шумы. Преподобный опасался, что придется вызывать дезинсектора, а такие расходы их сообщество не могло себе позволить.
Бейнбридж присел на край стола, пока подростки входили и устраивались на стульях, пуфиках и подушках, расставленных по полукругу. Большая часть мебели была пожертвована родителями или собрана на гаражных распродажах и в магазинах "Гудвилл", однако она служила своей цели.
Его грудь наполнялась гордостью, когда он наблюдал за тем, как его дети собираются в главной комнате. Они были чисты, опрятно одеты, здоровы и достаточно храбры, чтобы открыто отдать свои жизни и души Господу, рискуя подвергнуться насмешкам и остракизму со стороны друзей и родных. В наше время, часто думал Бейнбридж, это являлось мужественным поступком.