Крестовые походы
Шрифт:
— Он из большой семьи благородного графа ди Сеньи, — задумчиво добавила Амансульта. — Его родовое имя граф Лотарио ди Сеньи. Приняв высокий сан, великий понтифик принял другое имя. Теперь все зовут его — Иннокентий. Это имя означает — Невинный. Но сам великий понтифик не показался мне столь уж невинным, Сиф. У него горбатый нос, выпуклые щёки с лёгким румянцем и кудрявая борода. Он молод, Сиф. Понимаешь, Сиф, он молод. Это меня пугает.
— Пугает? — удивился старик.
— Да.
— Но почему?
— Да потому, что он думает о всём мире. Это свойство молодости. Он думает обо всём мире. Он думает о нём, как о своём. Он говорит конкретно со мной, а сам в это время думает обо всём мире, я это сразу почувствовала.
— Он мог бы тебе помочь?
— Раньше я так думала. Но теперь не знаю, — покачала головой Амансульта. — Он осторожен. Он трезв. У него светлые, блестящие, как стекло, и очень внимательные глаза. Говорят, в Болонье и в Париже он превосходил а познаниях всех своих сверстников. Он смутил меня, Сиф.
— Как ты с ним встретилась?
— Я говорила тебе, сперва меня заперли в тесной келье. Я говорила тебе, там не было ничего, кроме лампадки под распятием, а где-то рядом пищали крысы. Грех так поступать, сказала я нунцию, который пришёл меня проведать. Грех так поступать, сказала я ему, ведь рано или поздно я всё равно встречусь с папой. Нунций ответил мне со значением. То, что ты хочешь сказать папе, сказал он, ты можешь сказать мне. Остиарий тоже нехорошо глядел на меня через плечо нунция, а рядом стоял рослый ключник. Их было трое, но, по-моему, все они боялись меня. Я сказала им: то, что я хочу сказать, я скажу только папе. Нунций возразил. Подумай хорошенько, возразил он мне, зачем тебе спорить? Здесь, в этой келье, даже кричать нельзя, всё равно никто не услышит. Так что, подумай хорошенько. И если надумаешь, постучи рукой в дверь. А папа, добавил он, тебя всё равно никогда не примет. У тебя плохая слава, это всем известно, добавил он, а твой богохульник-отец погряз в преступлениях, это тоже всем известно. Сказав это, папский нунций вновь запер меня в тесной келье и я стала думать, как мне правильнее говорить с папой. Не знаю почему, Сиф, но я была уверена, что всё равно встречусь с римским апостоликом. Я решила, что скажу римскому апостолику так: вы теперь видели золото, посланное вам, Ваше священство. Это очень чистое золото. Более чистое золото трудно себе представить. Святая римская церковь имеет право каждый год получать много такого чистого золота. А ещё Святая римская церковь имеет право на знания, которые в течение необыкновенно долгих лет были заключены в некий подземный тайник. Эти знания пока разрознены и разбросаны по отдельным книгам и даже по различным спискам, но их можно свести в одну систему. Я даже знаю, кто это может сделать. Я так сразу и решила, Сиф: наместник Бога на земле достоин самых великих дел, потому он и наместник, что же касается игры в бисер, то пусть ею займутся магистры. Я не боялась, что нунций помешает мне встретиться с великим понтификом. И так оно и оказалось. Через несколько дней в Латеранский дворец вернулся кардинал Данетти и я была выпущена из кельи.
— Ты неосторожна, — скрипуче, но с некоторой заметной заботой в голосе мягко укорил Амансульту старик. — Не забывай, что в прецептории на тебя лежит много доносов, а на улицах за тобой увязываются странные нищие. Вот и сейчас на полу лежит перед тобой человек, который пришёл к нам не просто так, а с кинжалом в руке. Не забывай, что бы его ни привело сюда, в некотором смысле он приходил сюда за тобой..."
X
"...на фоне стрельчатого окна, забранного цветным мозаичным стеклом, смягчающим свет, падающий в залу.
Кардинал Данетти, пятясь, покинул комнату.
С некоторой растерянностью Амансульта вдруг поняла, что она находится не в рабочем кабинете. И с
Так и должно быть, успокоила себя Амансульта. Кардинал Данетти обещал устроить как бы случайную встречу, другой просто не могло случиться. Это, собственно, и есть та обещанная кардиналом как бы случайная встреча, а посему нельзя терять ни минуты.
Амансульта заговорила.
Папа, неподвижный доселе, внимательно на неё взглянул.
Она хороша, подумал папа с некоторой печалью. Я много слышал о ней и никто не сказал неправды об её внешности. Её походка легка, её глаза светлы, она привлекает внимание. Она, наверное, ещё не грешна — в том смысле. Но всё в ней греховно.
Её черты совершенны, подумал папа, ощущая какую-то сложную и непонятную тревогу. У неё ясные глаза, это характерно для всех Торкватов. Её отец великий грешник и богохульник барон Теодульф, говорят, загубил жену и не раз поднимал руку на священнослужителей, но при этом уже дважды становился на стезю святого гроба, совершая великие подвиги. Говорят, барон-богохульник Теодульф груб и несовершенен, а вот каждая черта его дочери совершенна.
Это плохо.
Это несёт печаль.
Совершенство человеческое не вечно. Оно не надолго. Дуранте вите. Только на время жизни, не больше. Никогда не больше. Только на время жизни. Только на время жизни. А жизнь человеческая коротка. Господь всегда милостив, смерть не дремлет.
Папа действительно ощущал некую странную, непонятную и печалящую его тревогу.
От утра до вечера изменяется время. Будущее родится, прошлое умирает. Всё скоротечно, всё течёт. Мы все умираем, пока живём, и перестаём умирать, когда перестаём жить.
У неё совершенные губы, подумал папа, глядя на Амансульту. Её губы полны и от природы греховны, они налиты будущим великим грехом. Её губы — красиво окрашенное естественное зло.
Лучше умереть для жизни, чем для смерти, печально подумал папа. Смертная жизнь есть не что иное как живая смерть. Всегда внезапно приходит беда, обрушивается несчастье. Дочь барона Теодульфа привлекает внимание. Внимание это нечисто, ибо вызывается кипением неразумной молодости, терпким грехом жизни. И при этом она говорит о будущем. О каком-то странном и непонятном будущем. В ней, кажется, нет необходимого смирения. Её кротость, кажется, искусственна. Забывая о дне сегодняшнем, она всё время почему-то говорит о дне будущем и думает о дне будущем, но почему-то от волнения у неё греховно припухают губы.
Надо ли так страстно говорить о дне будущем? Разве не учит мудрейший: не знает человек времени своего!
«Как рыбы попадаются в пагубную сеть, как птицы запутываются в силках, так и сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них».
Папа потёр ладонью чуть тяжеловатый подбородок.
Известно, дьявол любит красивые приманки.
Амансульта красива.
Её красота холодна, она похожа на скульптуру, изваянную из мрамора или льда, но она красива.
Амансульта из тех мест, вспомнил папа, которые всегда славились самыми крепкими и упрямыми мулами. Амансульта из тех мест, где женщины никогда не боялись греха и не бежали греха. Её отец великий грешник. Он много претерпел в плену у сарацинов, он прощён, но, говорят, по-настоящему он так и не утвердился в вере. Он увидел, как широк мир и как разнообразно устроен, и это, наверное, расшатало его и без того не очень крепкую веру.
Папа вздохнул.
Дьявол любит красивые приманки.
Бывает, что некоторых он уловляет на клады.