Крики солнца
Шрифт:
– Ну хорошо, скрипку. Флейту. Мандолину. Не придирайся к словам.
...Время близилось к полудню, занималась жара; Эдуардо глотнул воды. У бокового входа в Санта Мария деи Фрари просила милостыню старуха в выцветшем халате. Она сидела на ступеньках, распространяя вокруг себя вонь мочи. Рядом со старухой крутилась собака - то ли её, то ли неизвестно как забредшая сюда.
Пока он смотрел на старуху, почему-то вспомнился другой случай. Однажды Марко познакомил его с древней (не старой, а именно древней: ей было за девяносто) актрисой - наполовину итальянкой, наполовину француженкой. Он часто говорил о ней как о "своей
В квартире у неё пахло слежавшимся тряпьём и какими-то старомодными духами; Эдуардо предположил, что это Шанель. Марго сидела в глубоком кресле, подобрав под себя крошечные, как у девочки, ноги в тапочках; в сетку её морщин забилась пудра. Всюду были фотографии, цветные и чёрно-белые, сценические и семейные - на серванте, журнальном столике, полках. С них улыбалась узколицая красавица с густыми бровями, и возле неё сменялись десятки лиц: мужчины и женщины, дети, худосочные подружки и дородные родственники...
С трудом верилось, что героиня фотографий сидит перед ними, и пальцы её не гнутся, пытаясь удержать чашку с кофе. В углу молчал и покрывался пылью патефон; по паркету вальяжно расхаживала толстая персидская кошка. Капризно морща нос, Марго жаловалась, что от неё всюду шерсть, а уборщица (теперь ведь днём с огнём не найдёшь работящую девушку) совсем не следит за этим. Отдельная комната у Марго была отведена под гардероб и коллекцию масок - в совокупности получался почти музей. Вот там Эдуардо застрял надолго, разглядывая маски с перьями и без, с блёстками, с золотой и серебряной росписью, полумаски и закрывающие всё лицо, с застёжками и на палочках... Даже с хоботом. Но Марко нравился "чумной доктор" - маска с длинным клювом и очень узкими прорезями для глаз; он любил её за мрачную и колоритную историю.
– Точно, их носили врачи во время чумы, - проскрипела Марго, прикуривая тонкую сигарету; Эдуардо сомневался, что ей можно курить в таком возрасте, но не стал ничего говорить.
– Чтобы их узнавали и чтобы не заразиться. Вроде бы так, не уверена.
– Но всё равно заражались, - не то спросил, не то сказал Марко.
– Но всё равно заражались, - эхом отозвалась Марго. Её глаза прятались в морщинках так плотно, что невозможно было разобрать цвет.
– Заражались и умирали. Вот как я совсем скоро.
– Ну что за приступ пессимизма, - упрекнул Марко - однако без улыбки. И вдруг, точно вспомнив о чём-то, щёлкнул пальцами: - А я говорил тебе, что почти закончил "Крики солнца"? По крайней мере, здесь, - и, судя по секунде молчания в комнате, постучал себя по виску. Он всегда делал так, говоря об извилистых процессах в своём сознании. Богатая жестикуляция была, наверное, единственным из стереотипов об итальянцах, который он подтверждал.
Эдуардо в тот момент разглядывал чёрную шляпку с пером и тяжёлой брошью - неясно было, носила её Марго в сценическом образе или просто так, в дни своей богемной юности. Услышав это странное словосочетание, он почему-то чуть не выронил шляпку.
– "Крики солнца"?
–
Он знал, например, что Марко периодически пишет - заметки, дневники и просто прозу; что прозу никому не показывает. Знал его странный блог в Интернете, перегруженный картинами сюрреалистов, странными фотографиями и разнообразными рассуждениями - чем-то высоким и абстрактным, из разряда "границы свободы и вседозволенности" или "была ли авторская позиция у Гомера". Когда этот блог впервые увидел отец (по чистой случайности: Эдуардо отошёл за кофе и забыл свернуть окно на ноутбуке), он надолго задумался и пришёл к выводу, что его приятель-фотограф, возможно, не в ладах с головой.
"Надо бы ссылку отправить Паоло - может, посмеётся... Ох, это же надо так, а".
"Слушай, Эдди, - (отец предпочитал обращаться к нему на какой-то американский манер - Эдди, - хотя прекрасно видел, что его от этого перекашивает).
– А с чего ты его читаешь? Ты из этих, что ли?.. Ну..."
Тогда он не закончил фразу, потому что рассмеялся - но как-то неуверенно; смех быстро заглох, перейдя в бульканье в горле. Эдуардо сухо попросил его освободить кресло.
"Мне работать надо, па. И не говори вздор".
– Так что за "Крики солнца"?
– поинтересовался он, вернувшись в гостиную из гардероба, провонявшего нафталином. Крошечные тапочки Марго чернели на бежевом ковре, а лицо в вечернем свете казалось ещё более морщинистым; Марко сидел на корточках и чесал живот завалившейся на спину кошке. Кошка была в экстазе от счастья.
Марко ответил не сразу, спокойно, но явно неохотно.
– Один старый замысел. Серия фотографий.
Фотографий с таким названием? Эдуардо был озадачен. Идея Марко могла повернуться как угодно - и что бы это могло быть? Фото пустыни? Люди в ожогах? Модели-афроамериканки?
Марко трепал кошку и определённо не жаждал ничего объяснять.
– Скучно!
– скрипуче воскликнула Марго.
– Молодой человек, не хотите посмотреть запись "Сна в летнюю ночь" сорок шестого года? Меня тогда еле упросили вернуться к Титании - отвратительная, скажу Вам, роль!
...Эдуардо двинулся дальше, в глубь Дорсодуро. Проходя мимо нищей старухи, положил пятьдесят центов на её блюдечко. Старуха не удостоила его благодарности.
СОРРЕНТО
1
Девушка-китаянка не появилась ни в воскресенье, ни в следующие два дня. Гвидо ошибся в своих ожиданиях. Впрочем, он так привык ошибаться в них, что даже не удивился этому, - а скоро и вовсе забыл.
К тому же проблем было, мягко говоря, по горло: он завалил очередной тест по истории (по экономике Италии на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков - кажется, даже у Грозной Эспозито от этой адской жары иссякла фантазия), осознал, что не прочитал ничего из обязательного спецкурса по испанской литературе, и вдобавок потерял наушники. Учитывая каждодневную тряску в поезде, это было слишком досадно: теперь он был вынужден слушать не музыку, а вопли осточертевших людей. Рушилась последняя защита.