Кристальный пик
Шрифт:
Маттиола встрепенулась и выхватила у меня из рук письмо, не дав Гектору, вытянувшему шею, тоже подглядеть в него.
— Он всего полгода учится! — фыркнула она. Черные локоны, вьющиеся по бокам от фарфорового лица, всколыхнулись, как от ветра, хотя поблизости не было открытых окон. — Это сейчас общий язык кажется нам простым, а вспомни себя в детстве...
— Подожди... О ком это ты говоришь? — нахмурился Гектор, и я закусила нижнюю губу, уже зная ответ на его вопрос.
«Читать и писать? Драконам не нужно ни то, ни другое!» — заявил Вельгар однажды, пытаясь унизить Соляриса и человеческий
— Я догадывалась, что ты поддерживаешь общение с Вельгаром, раз тот продолжает посылать тебе дары, но письма... — выдохнула я потрясенно и оглядела кипу писем на скамье еще раз.
Их насчитывалось здесь порядка семи. Некоторые свертки пожелтели и пошли пятнами, навивая мысли о брызгах соленой воды, которую Кипящее море подбрасывало весьма высоко. Где-то же на бумаге пошли заломы — такие проступают, если складывать письмо, разворачивать и снова складывать по несколько раз. на дню. А учитывая, что Сильтан летал из Столицы в Сердце уже порядка десяти раз...
— Полгода, — озвучила я. — Вы общаетесь с Вельгаром целых полгода?!
— Я бы не назвала это прямо-таки общением, — проблеяла Маттиола, быстро перевязывая письма кожаным шнурком и пряча их в потайной карман, вшитый в боковой шов ее юбки. — Я смогла разобрать, что он пишет, лишь с третьего письма. Но да, иногда мы... разговариваем. О всяком. Ничего такого, чему стоило бы так удивляться. И выпучивать глаза, — последнее Матти добавила, взглянув на Гектора: хоть он и молчал, но выражение его лица выглядело красноречиво.
— Женщина, ради тебя драконьи мужчины грамоту осваивают! И это ты называешь «ничего такого»? — Я вскинула всплеснула руками в негодовании. — Это же как сильно ты тогда стукнула Вельгара башмаком? Зато теперь понятно, что с тобой происходит.
— А что со мной происходит? — нахмурилась Матти.
— Сидишь тут вся в мечтах, взор с окна не сводишь. Сердце, от любви томящиеся, за лигу видно. Но не горюй! Сильтан шустрый, уже завтра планировал возвращаться в Сердце, так что заодно и твой ответ Вельгару доставит. А попозже, может, тот и сам прилетит, кто знает...
Маттиола развернулась ко мне всем корпусом и вдруг расхохоталась. Я бы решила, что она пытается обвести меня вокруг пальца, потому что о Вельгаре и вспыхнувших чувствах говорить не хочет, но тут Матти вдруг постучала ногтем по оконному стеклу. То запотело от ее дыхания, настолько близко она прислонялась к нему. От этого Рубиновый лес сделался матовым. Но указывала Матти, однако, вовсе не на него.
— Я не мечтать сюда присела, а посмотреть за исходом поединка, — сказала Маттиола. — Ты что, не в курсе? Солярис с Кочевником дерутся уже второй час кряду. Вся прислуга глазеет на них с балконов.
Солярис с Кочевником? Дерутся?!
Я вскочила с места и кинулась к окну, да так яростно, что стукнулась диадемой о стекло и едва то не разбила. Хоть диадема и представляла собой всего лишь тонкий золотой обруч, покрытый тесьмой рунических ставов, но весила столько, чтобы ей можно было забить
И действительно — средь высоких порослей мельтешили Солярис и Кочевник. Еще перед тем, как спуститься в катакомбы к Ллеу, я заповедовала первому разыскать второго, но лишь потому, что была уверена — время, когда они хотели убить друг друга, давно миновало.
Как же можно было так оплошать?!
Драконьи когти остервенело полосовали полотно топора, увенчанного талиесинским орнаментом. Тут и там мелькали вспышки перламутра — в отличие от сражения в неметоне, сейчас Солярис больше нападал, нежели защищался. Они с Кочевником двигались по кругу, и никто не собирался отступать, словно на кону стояла их жизнь, а не обычная мужская гордость. Над маками вилась белоснежная ткань — несколько раз топор Кочевника прошелся в опасной близости от груди Сола и распорол на нем рубаху.
Лишь потому, что бились они на ковре из алых цветов, я не сразу смогла разглядеть на земле свежую кровь.
— Рубин, постой! — воскликнула Матти, но я не расслышала ни нее, ни Гектора, тоже крикнувшего мне что-то вдогонку. Не колеблясь ни секунды, я подхватила подол платья и бросилась по лестнице вниз.
Что в детстве, что сейчас, замок Дейрдре казался мне бездонным, как чрево Дикого: не зная верной дороги, здесь легко можно было заблудиться и плутать до самого утра. Различать одинаковые коридоры помогали петроглифы — я отлично помнила, что там, где стены рассказывают о нисхождении Дейрдре из мира сидов в мир человеческий, начинается южное крыло, а там, где Дейрдре несет на руках мертворожденного сына Талиесина, возвращенного с острова Тир-на-Ног, оно заканчивается. Так я по наитию миновала несколько секций замка, следуя за рассеянным светом подвесных зеркал, и достигла ближайшего выхода во внутренний двор.
— Солярис! Кочевник!
Послышался треск — подол платья все-таки порвался, когда я перепрыгнула пологий ров, едва хускарлы успели поднять для меня герсу. Они оба дрались куда дальше от замка, чем то казалось из окна: к тому моменту, как я добежала до края макового поля под стенами северного крыла, мое дыхание успело сбиться, а лицо и спина вспотеть. Виссон путался под ногами, и я, отринув приличия, подобрала юбку почти до бедер, чтобы бежать еще быстрее.
— Кочевник!
Вихрь жемчужного хвоста, ониксовых когтей и топора. Чирк!
От этого звука перед глазами вспыхнули страшные воспоминания — кроваво-красные, как туман, который мы прогнали. Моя первая встреча со смертью и первый с ней поцелуй, оставивший после себя фиолетовый синяк на виске и порванную одежду. Ошметки плоти, усеявшие плиты священного дома богов. Расколотые алтари и запах амброзии, окислившийся от смрада бойни. Оторванные головы, руки и ноги... Бездыханный Кочевник с перерезанным горлом, лежащий меж них.
Едва я успела приблизиться к вихрю, как все повторилось. Когти Соляриса снова полоснули Кочевника по горлу. Брызнула темно-бардовая кровь на алые маки, и Кочевник выронил топор, пошатнувшись.