Кристальный шторм
Шрифт:
Голос Тимофея вынудил её замереть, и медленно повернуться к нему. Он больше не был лишь образом, просто последний Старейшина среди комнаты.
Она не знала, должна ли испытать благоговение от его сил или, может быть, облегчение, или страх?
– Уверена, вы удивлены моим присутствием тут, но…
Тимофей только вскинул пылающую руку, взмахнул запястьем, и она врезалась в противоположную стену. Ноги теперь твёрдо стояли на полу, но к хрусталю её прижимала невидимая, но неимоверно могучая сила, такая, что она не испытывала ещё на себе.
Тимофей вновь повёл
– Не знаю, какая тьма толкнула тебя сюда, - прорычал он, - но неужели ты полагаешь, что можешь уничтожить меня в моём же городе? Что я не способен себя защитить? Ты глупее всего, что я видел…
– Нет! – слова дались Люции с огромным трудом. – Я… Я не… - она пыталась объясниться, но дыхания не хватало и на несколько слов.
В его выражении лица не было ничего доброго.
– Ты уже вполне ясно высказалась во сне! Ты глупое дитя – ты веришь монстру, а не своим глазам и ушам! А теперь ты ещё и поставила меня в кошмарное положение! Эти бессмертные уверены, что ты – спасение, которое они жаждали много тысяч лет. Они даже не знают, бедняги, что ты не приносишь ничего, кроме разочарования…
Люция ухватилась за обрывки силы, что ещё таились в её руках, и вызвала свою магию. Она сжала кулаки, заставляя пламя заплясать на коже и сорваться с её рук – будто бы тряпичная кукла, внезапно запротестовавшая против того, что творил кукловод. Она помнила уроки Алексиуса – и потянулась к магии Тимофея всем своим естеством, больше не отталкивая её. Могучим рывком она втянула в себя магию воздуха, наполнила ею лёгкие, чувствуя, как её горло вновь отпустили – и магия бессмертного давалась ей так же легко, равно как и ароматы прекрасных роз, что их так много было во всём оранийском саду…
Прошло лишь несколько мгновений, а она вновь ступила на землю, глядя на него с всё той же опаской, и руки её сверкали пламенем.
– Ты причиняешь мне боль… Но я заслужила этого, может быть, и не виню тебя. Но видел ли ты меня мёртвой однажды, или той, что убьёт тебя в своих видениях?
– Я погашу твоё жалкое пламя, - он не обратил внимания на её вопрос. Воздух кружился вокруг его пальцев, будто бы бесконечный вихрь.
– А я отберу у тебя твой воздух, и он сожмёт кольцом твоё горло, прежде чем пламя коснётся кожи.
Теперь уже в его взгляде сияло беспокойство. Осознание страха бессмертного заставило Люцию почувствовать себя ещё увереннее, и пламя на руках её загорелось с удвоенной силой.
– Каян многому научил тебя.
– Большему, чем ты думаешь. А ведь я была уверена, что Старейшина должен знать всё.
– Польщён, если ты думаешь так и сейчас.
– Увы, но нет, - Люция сосредоточилась на мраке, сжавшемся в её душе, и обратила его в пламя. – Но я пришла сюда не за твоей смертью.
Он склонил голову, выражая своё удивление.
– Так зачем же, колдунья? И неужто ты одна, без своего дорогого друга.
Глаза Люции вновь жгло от неожиданных слёз, и она быстро мотнула головой, надеясь сморгнуть их и
– Каян мёртв, - решительно проронила она. – Я увидела, пусть и не сразу, - кем он являлся на самом деле, я поняла, что он такое. Поняла, что ошибалась. Ошибалась, когда пыталась помочь ему. И я не собиралась позволять ему уничтожить весь этот мир.
Выражение Тимофея не изменилось, даже не дрогнуло.
– Может быть, речь не шла о всём мире, но моя смерть однозначно входила в ваши общие планы.
– Но я пришла не за нею. Ты предупредил меня, и оказался прав, - она скользнула всё ещё пылающей ладонью по поверхности своего кольца. – Если б не оно, от меня бы остался только жалкий прах. Но он разрушил Родича Огня, а потом… Потом я оказалась тут.
Люция говорила слишком быстро – в её слова нельзя было поместить ещё хотя бы несколько звуков, и Тимофей не имел возможности и слова проронить о Каяне. Она рассказывала ему о том, как пылали Запретные Горы в восточной Пелсии, как они искали хрустальный монолит, что прятался под чернотой камней… И он был преисполнен сил, которые так хотел заполучить Каян, чтобы вытащить Тимофея из Убежища. И он представлял, как она осушит его магию, сделает слабым и уязвимым, а Родичи обретут свободу, покинут свои тюрьмы из кристаллов навеки, оживут без Старейшин – и тот больше не посмеет сомкнуть своды тюрем над их головами.
Люция говорила, что жалела Каяна, ведь магию его использовали, саму его суть… А он лишь жаждал обрести свою семью и по-настоящему вкусить счастья.
– Но он хотел не только этого… - голос её стал просто шёпотом, сейчас, когда она уже почти закончила свою историю, сил не осталось и вовсе. – Он видел слабость в смертных людях, и слабость вызывала у него отвращение. Он хотел выжечь её, превратить мир в прах, а потом вновь родить жизнь, чтобы совершенная цивилизация родилась из праха… И остальные Родичи, наверное, разделят его мнение.
Наконец-то она посмотрела на Тимофея, почти уверенная в том, что увидит шок в его усталых глазах. Но лишь понимание коснулось его лица.
– Я видел это, - проронил он.
Слова его дали уверенность Люции, уверенность, заставившую её говорить и дальше.
– Я думаю, взрыв магии убил его и запустил что-то в этом монолите, потому я оказалась тут. Мне показалось, что я обязательно должна найти тебя… Ведь ты единственный, кто может помочь мне.
– В чём помочь, Люция?
Она чувствовала, как позорные слёзы стекают по её щекам.
– Загладить мою вину, - прошептала она, отчаянно сдерживая рыдания. – Прости… Мне так жаль! Я… Я так ошибалась, я едва ли не позволила Каяну развалить всё! Не осталось бы ни мира, ни Убежища… Ни клочка земли, где мой ребёнок мог бы вырасти здоровым и счастливым.
– Твой ребёнок? – тихо, почти беззвучно выдохнул Тимофей.
Люция шумно вдохнула воздух, будто бы не понимая, как он мог так отреагировать.
– Мой ребёнок. Мой и… Алексиуса.
– Ты беременна?
Люция вытерла глаза рукавом мантии, чужой, как и всё вокруг.