Критическое исследование хронологии древнего мира. Библия. Том 2

Постников Михаил Михайлович

К тому же это, конечно, задача профессиональных историков, к которым ни Морозов ни мы не принадлежим.

 

Глава 9

АПОКАЛИПСИС И КНИГИ ПРОРОКОВ

В этой главе мы изучим, бесспорно, самую замечательную и самую загадочную книгу Нового завета и всей Библии — Апокалипсис, называемый в синодальном переводе «Откровением Иоанна Богослова».

По церковной традиции эта книга помещается в самом конце канона, но специалисты по Библии считают ее первой книгой Нового Завета. По нашему же мнению Апокалипсис был первой книгой всей Библии, оказавшей существенное влияние на все остальные ее книги.

Апокалипсис был предметом тщательного

изучения многих поколений теологов (включая престарелого Ньютона), но до Морозова никто не сумел его рационалистически истолковать и объяснить его происхождение (с Апокалипсиса, кстати сказать, и началась работа Морозова по истории).

По Морозову Апокалипсис представляет собой поэтическое и религиозно–окрашенное описание бури на о. Патмос и сопровождающих ее небесных явлений. Это позволяет точно датировать время наблюдения этой бури — 30 сентября 395 г. н.э.

В сочетании с утверждением о приоритете Апокалипсиса это доказывает, что не только книги Царей в книги Паралипоменон были написаны после IV века, но и все библейские книги (а их большинство), связанные с Апокалипсисом системой ссылок, также были составлены не ранее этого времени.

§ 1. Апокалипсис

Особенности Апокалипсиса

Первая поражающая особенность Апокалипсиса состоит в его идеологическом своеобразии и явной непохожести на остальные книги Нового завета.

«Можно сказать без преувеличения, что ни одно писание Библии, ни даже псалмы, исполненные проклятий, или книги Иисуса Навина и Судей с их рассказами о разных жестокостях не содержат в себе столько чуждого учению Иисуса, сколько некоторые вещи, встречающиеся в этой странной книге. Образ Христа, воспроизведенный в ней, безжалостный, разрушительный, мстительный, гораздо более соответствует изображению Нерона или сатаны» ([51], стр. 137). «Эта выступающая в облаках страшная фигура «сына человеческого», который говорит там: «Я — альфа и омега», как Ягве у Исайи говорит себе: «я первый и я последний» (Исайя, XLVIII, 13); «глаза его и волосы белы, как белая шерсть, как снег; и очи его — как пламень огненный; и ноги его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос его — как шум вод многих. Он держал в деснице своей семь звезд; и из уст его выходил обоюдоострый меч; и лицо его — как солнце, сияющее в силе своей» (Ап. 1, 13 и след.) и о нем сказано, что ему надлежит «пасти все народы жезлом железным» (Ап. XII, 5)! Или пусть вспомнят о всаднике на белом коне, на голове которого много диадем, облечен в одежду, обагренную кровью, и имя ему «слово божие он топчет точило вина ярости и гнева бога вседержителя…» (Ап. XIX, 15). Какое отношение к «простому» Иисусу евангелий имеют все эти различные фигуры?» ([36], стр. 191).

Несоответствие «апокалиптического» Христа с «евангельским» вызывало (и продолжает вызывать) бурные споры в среде ортодоксальных теологов и историков (см. об этом, напр.,[36], стр. 124). Эти споры, не приведя ни к какому решению, лишь вскрыли всю противоречивость ортодоксально–традиционной точки зрения на Христа. Немудрено, что в такой ситуации многие (в том числе, например, Древс) пришли к заключению о полной неисторичности личности Христа. (Мы, кстати сказать, считаем это заключение слишком поспешным и вызванным отчаянием перед скопищем противоречий, в которых сторонники неисторичности Христа просто отказываются разбираться).

Идеологическое своеобразие Апокалипсиса остро ставит вопрос об его авторе.

Церковная традиция приписывает авторство Апокалипсиса апостолу Иоанну. Однако по сообщению Евсевия уже в III веке александрийский епископ Дионисий писал: «… что это писание принадлежит Иоанну, не спорю. Согласен допустить, что оно есть произведение какого–то святого и богодухновенного мужа; но не легко допустить, что этот муж именно апостол,

сын Зеведея, брат Иакова, тот самый, которому принадлежит евангелие, написанное «От Иоанна», и соборное послание. Из духа того в другого, из образа речи и из так называемого хода мыслей я заключаю, что писатель их не один и тот же» (см.[56], стр. 117).

Современные ученые единодушно поддерживают в этом вопросе Дионисия (сейчас мы не интересуемся, существовал ли такой епископ на самом деле или Евсевий его выдумал). Так, например, известный историк религии Мартин писал: «Как странно, что мы могли находить возможным, чтобы человек, лично помогавший служению Иисуса, мог написать или издать книгу, описывающую свирепые битвы мессии, в которых он вступает в бой с мечом, в кровавой одежде, с всепожирающим пламенем и с воинственным жезлом, как с эмблемами, предводительствует воинственным шествием и проливает потоки крови, изображая ужасы гнева божия, и… ни разу не упомянуть о жизни самого Христа, не привести ни единого его слова, ни единой черты его образа и ни разу не оглянуться на склоны холмов Галилейских, на дворы Иерусалимские или на дорогу в Вифанию» (см.[51], стр. 137). Сендерленд замечает: «В одном пункте… почти все сходятся, а именно, что если апостол Иоанн написал четвертое евангелие, то он не мог написать и Откровение: оба писания не могли быть написаны одним и тем же автором» ([51], стр. 135).

Вместе с тем, на вопрос, кто же, если не апостол Иоанн был автором Апокалипсиса, у историков никакого ответа нет: «…вопрос о том, кто написал Апокалипсис, в настоящее время не может считаться решенным» ([56], стр. 117).

По существу у историков нет даже единства в вопросе о времени написания Апокалипсиса. Имеются две большие школы, объединенные лишь стремлением как можно сильнее оторвать Апокалипсис от остальных книг Нового Завета. Еще в 1886 г. немецкие ученые Гарнак и Фишер предположили, что Апокалипсис был написан после всех книг Нового Завета, а именно, не ранее 136 г. н.э. Однако, эта точка зрения встретилась с непреодолимыми затруднениями и к настоящему времени большинство ученых склоняется к мнению основателя Тюбингенской школы критики Библии профессора теологии Баура, который еще лет за сорок до Гарнака и Фишера предположил, что Апокалипсис является самым ранним сочинением Нового Завета. ([111], стр. 127, [94], стр. 145 и [109], стр. 126).

Считается, что точка зрения Баура находит свое подтверждение в стихе Апокалипсиса: «и семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел…» (Ап. XVII, 10). На этом (и по существу только на этом!) основании Апокалипсис датируется 68 г. н.э., когда у власти якобы находился шестой римский император Гальба. Очевидная шаткость этой аргументации в комментариях не нуждается. Как пишет Сендерленд: «… если мы повнимательнее отнесемся к этому вопросу, то мы увидим, что признание этого времени или даже какого бы то ни было другого времени написания Откровения сопряжено с серьезными затруднениями…» ([51], стр. 135).

Своеобразие Апокалипсиса привело также к тому, что многие богословы сомневались в правомерности включения Апокалипсиса в канон. В частности, «Лютер не признавал его «ни апостольским, ни пророческим», и объявил, что «он не видит основания, по которому мог бы верить в его происхождение от св. духа». Цвингли также не считал его «библейским писанием», т.е. не причислял его к каноническим» ([51], стр. 135).

О причинах почему все же Апокалипсис был включен в канон у историков, по–видимому, нет даже гипотезы. Они лишь сообщают, что «Откровение было только одним из великого множества апокалиптических писаний… Один еврейский апокалипсис, во многих отношениях сходный с новозаветным, тоже попал в Ветхий Завет; это книга Даниила, написанная приблизительно в 170 г. по Р.Х. Все же остальные писания этого рода не были допущены в Библию» ([51], стр. 136—137).