Критика буржуазных медико-социологических концепций
Шрифт:
Тягостное ощущение всё ещё висит надо мной, пока мы не отходим достаточно далеко. Я приближаюсь к Одетт и спрашиваю:
— Что ты сказала королеве? Как тебе удалось её убедить?
Одетт бросает тревожный взгляд на Еву, которая едва держится на ногах с нашей помощью.
— Что война — это битва за то, чтобы больше ни одна девочка не росла одна.
Я молча осмысливаю глубину этих слов. Она произнесла их не как Лира, а как Одетт.
Нирида тоже молчит.
Но Ева фыркает, её сухой смешок тут же
— Жалкая романтичная дурочка, — хрипло бросает она. — Нужно было выбрать меня.
Одетт с усилием выдавливает улыбку, но не отвечает.
Глава 22
Кириан
Мы устроили Еву в одном из кресел в гостиной Одетт. Несколько тёмных прядей прилипли к её лицу, глаза покраснели и блестят.
Моя сестра, которая до этого ничего не знала, пока мы не убедились, что с ней всё в порядке, внимательно слушает её тяжёлое дыхание, аккуратно смачивая лоб тёплой тканью.
— Ты знаешь, что нам сказать Эльбе? — спрашиваю я у Нириды.
— Я готова, — отвечает она, хотя сама выглядит вымотанной. — На рассвете мы встретимся с ним и приведём войска в движение, как только нам дадут разрешение. — Она делает паузу. — Будем молиться богам, которые захотят нас услышать, чтобы не было слишком поздно.
— Кровь Эрис всё ещё окрашивает те красивые плитки в тронном зале Эреа, — отзывается Ева. — Если вы нападёте сейчас, у вас будет преимущество.
Она проводит рукой по лбу, лениво убирая волосы назад, и откидывается на закруглённые подушки кресла. Аврора воспринимает этот жест как знак, что её заботы больше не нужны.
— Надеюсь, ты права, — отвечает Нирида, затем поворачивается к Одетт: — Кайя знала, что ты не Лира, верно? Ты была права.
Глаза Одетт расширяются, дыхание, кажется, замирает, но хриплый, певучий смех Евы не даёт ей договорить.
— Эта ведьма знала, что Одетт — не Лира, но всё равно ничего не сказала.
— Возможно, как представительница ковенов, она понимает, что эта война неизбежна, — предполагает Нирида.
— Что она имела в виду, когда угрожала вам? — спрашиваю я.
Её слова, как зловещее эхо, всё ещё звучат в моих висках. Одетт, сидящая рядом со мной, словно съёживается.
— Ведьма сказала, что это не была угроза, — с пренебрежением отвечает Ева, небрежно взмахнув рукой. — Кто знает. Соргинак всегда говорят загадками. Наверное, это просто глупости, чтобы нас напугать.
— Может, она знает, кто мы, — произносит Одетт. — Знает, откуда наши силы.
— Я могу использовать свою магию, не зная, откуда она, — уверенно парирует Ева.
— Разве ты не хочешь знать, кто дал тебе твою магию? Не хочешь узнать, была ли это Мари или Гауэко?
Ева сглатывает. Приступ кашля сотрясает её, она корчится от боли, держась за рёбра.
— Что ты
Тогда Одетт глубоко вздыхает и начинает говорить. Она рассказывает о Тартало, хотя умалчивает о браслете, который всё ещё плотно облегает её кожу. Рассказывает о Ламии, а затем о дэабру с Проклятой. Ева слушает, а Аврора и Нирида сидят в почтительном молчании.
Часы проходят, пока Одетт говорит, а Ева слушает, пока наконец не засыпает.
Только тогда Нирида поднимается.
— Никто этой ночью не должен спать в одиночестве.
Она бросает многозначительный взгляд на Еву, теперь уязвимую и, вероятно, беззащитную, несмотря на мощь, что дремлет в её душе. Даже если королева Юма пощадила её, ничто не гарантирует, что мы в безопасности от мести тех, кто был близок к стражникам, которых она разметала о стены.
— Я останусь с ней, — говорит Одетт.
— О, нет, — возражает Нирида. — Я не собираюсь спать с Кирианом. Ты пойдёшь с ним и его храпом. Я останусь с Евой.
Это мягкий способ сказать, что обе будут в большей безопасности, если разделиться: Нирида позаботится о Еве, а я защищу Одетт.
Когда я смотрю на Аврору, она сама поднимает руку.
— Даже не спрашивай. Я остаюсь с ними.
Я не настаиваю.
Одетт тоже не протестует. Она лишь кивает, когда я говорю, что мы направляемся в мои покои, и мы молча прощаемся с остальными, оставляя их там. По пути через коридор Одетт снова принимает облик Лиры — всего на несколько секунд, прежде чем мы достигаем нашего назначения.
Но там я позволяю ей войти одной.
— У меня есть кое-что, что нужно проверить, — объясняю. — Я скоро вернусь.
Оставив её одну, я возвращаюсь назад по своим следам. Честно говоря, я не совсем понимаю, куда именно направляюсь, а слуги, к которым я обращаюсь за помощью, явно недовольны, что им приходится сопровождать меня по вилле в столь неурочный час. Никто из них даже не ждет, пока мне откроют дверь, прежде чем оставить меня одного перед ней.
Нирида сказала, что она здесь. И после всего, что произошло — армии, моей сестры, Одетт…
Дверь мне открывает ведьма, нехотя. Её хмурое лицо окаменело, а в руке крепко сжат кинжал, который, скорее всего, зачарован.
— Капитан, — здоровается она с легким удивлением.
— Эли, — приветствую я её с очаровательной улыбкой, не забывая свою роль, которую пришлось играть с ней и её бабушкой. — Приятно видеть тебя здесь, готовой сражаться за нас.
— Я буду сражаться за ведьм, капитан, — отвечает спокойно она. — И жаль, что я не могу сказать, будто рада видеть тебя.
Я снова улыбаюсь, проходя мимо неё, игнорируя, как она сжимает оружие.
— Разрешишь? — спрашиваю, уже находясь внутри.
Покои здесь меньше наших, но выглядят вполне прилично.