Кривич
Шрифт:
– Гонца накормить и выпроводить в дорогу, до наших всего один переход, доберется, не развалится. Мы здесь ночуем, а по утренней зорьке выдвинемся в Гордеев погост. Хрен с ним, с князем. Если уж до сего времени не пришел, значит и не придет, - подумав, спросил Тихомира.
– Ты как, боярин, с нами пойдешь, или здесь останешься?
Хмыкнув, боярин расправил усы, прятавшие вечную усмешку.
– Мыслю, с тобой идти потребно, соседу помощь оказать, для нашего племени первое дело.
Холоп в светлице накрыл стол, еще днем челядины боярина раскидали схрон с продовольствием, и теперь все воинство
За столом сидели втроем: Михаил, шад и боярин. Ели молча, каждый думал свою думу. Мишка, не различая вкуса, глотал куски прожаренного мяса, слизывая жир и мясной сок с пальцев. Предстояла дальняя дорога домой. В повозки придется распихать немалое количество боярских людей. Оружие не оставишь, уж лучше продовольствие, но на голодный желудок не навоюешь. Как быть? Задумавшись, отвлекся от еды, чуть не сплюнул на пол от безысходности.
– О чем задумался, боярич Михаил?
Хитрый прищур Тихомировых глаз, уже порядком достал Мишку.
– Не знаю, как столько народу в имеющихся телегах разместить. Пешком идти, так рейд затянем, к бою можем не поспеть.
– О том не печалуйся, я уже гонцов по лесным схронам разослал. К утру придет десяток подвод, да отдельно от них, табунок лошадей. Извиняй, боле подвод не собрать, оповестить всех не успевают. Либо задержаться придется.
– Добро! Больше и ненужно. Разместим. Фф-ух! Тихомир Иданыч, какой груз с души снял, спасибо! Теперь живем! Что за жизнь в пограничье?
– возмутился он.
– То печенеги, набегами надоедали, то Византия, шпионов присылала, теперь, вот половцы объявились. Не сидится им в степи!
– А, что половцы? Такие же кочевники, как и печенеги, ни чем не лучше. Пограбят, да уйдут, - откликнулся северянин.
– Не скажи, боярин. Этих, числом побольше печенегов будет. Да и злее они. Выучка матерая, как у волков. Печенеги с большим войском старались не связываться, уходили. Половцам, все это до лампады. Много их. Однако, караулы проверю и на боковую. Завтра тяжелый день. Вы бы тоже шли отдыхать.
– Я, пожалуй, с тобой по постам пройдусь, - поднялся с лавки и Савар.
– Не спится, что-то.
– Идем, коли желание есть.
Сам Михаил, просто не мог спать в такую ночь, зная, что под стенами городища, ставшего для него родным, разгуливал враг, чувствуя себя как дома.
Уже глубоко за полночь, возвращаясь с Саваром в боярский детинец, остановились у ворот.
– Не спится, бояре?
– подал голос полусонный северянин из воинства Тихомира, одетый в кольчужный доспех, явно страдая от жары из-за стеганого подклада под ним, ночь была теплой.
– Да, вот, сходим еще на пост, который на задах городища выставлен, да спать пойдем. До рассвета еще часа четыре осталось. Выспимся.
– Ну-ну, - зевком попытался свернуть себе челюсть северянин.
Проследовали вдоль частокола, уже наблюдая бойца, вглядывавшегося с вышки за пределы охраняемой зоны. Пост выставлялся для наблюдения за лесом, всегда считался спокойным местом дежурства. Что-то привлекло внимание воина.
– А-акхр!
– глухо сделал последний в своей жизни выдох караульный.
Оба
– Ну, ни хрена ж себе!
– только и произнес Мишка.
Прямо у них над головой, на обструганные верхушки карандашей частокола, упали с пяток арканов, затягивая на петлях удавки. За забором послышалась возня и негромкое скребание ног по ошкуренной от коры округлой поверхности. Оба, спинами вжались в скользкую от росы поверхность стены, освободили клинки из ножен, замерли в ожидании, наблюдая за верхним срезом частокола. Через считанные секунды, над ним показались головы в малахаях. Враги огляделись по округе и, не заметив никакого шума, стали перелезать внутрь огороженной территории.
Первый же спрыгнувший во внутренний периметр, приземлился спиной к хазарину. Савар не дал ему времени разогнуться, всадил нож в основание черепа, так, в полуприсяде и завалил половца на землю. Набрав в легкие побольше воздуха, шад набросился на следующего гостя, срубил с плеч голову. Рядом Мишка расправился со своим головорезом, а шустряка вычислившего засаду и попытавшегося нырнуть обратно за частокол, в последний момент, стащил за ногу на свою сторону, при этом другой ногой получив чувствительный пинок в челюсть. Вместе и завалились под забор, схватившись в рукопашной потасовке, оба потеряли в темноте клинки.
– Тревога! Тревога, половцы!
– крики Савара разрушили тишину ночи.
Через частокол забора больше никто не пытался перелезть. Шад рубился сразу с двумя степняками, уворачивался от наскоков, юлил, сам устремлялся в атаку, умело работая клинком. В отличие от половцев, схватившихся с ним, школу сабельного боя он прошел у настоящего мастера клинка. На телах степняков можно было заметить следы порезов и крови.
Мишка со своим противником катались по земле, тискали друг друга, лягались и царапались. Русич был на голову выше своего оппонента, но тот оказался проворней и изворотливей. Извиваясь в медвежьем захвате, обеими руками схватил за горло Михаила, изо всех сил стал душить его. Давно слетевшая с головы шапка, открыла перед взором богатство волос, заплетенных в множество тонких косичек, обрамлявших юное лицо половчанки, показала ее дикую, необузданную красоту в холодном свете луны. Борясь за каждый глоток воздуха, он может от безысходности положения, приник губами к губам девушки, впиваясь в них поцелуем. Скорее всего, сработала неожиданность действия уруса и ее женское начало, хватка ослабла. Втягивая воздух носом, Мишка почувствовал запах женщины, смешанный с запахом конского пота. Амбре убийственный. Успел отстраниться, что было сил, нанес кулаком удар в лицо своей противнице, отключая ее сознание.
– Тревога!
– снова послышался призыв шада, имеющего теперь в противниках только одного степняка.
Северянское городище растревоженным ульем ожило в ночи. По всей территории метались люди, в поисках врагов освещая факелами пространство между внутренними постройками детинца. На стенах замелькали лучники, в любой миг готовые выпустить стрелы по назначению. За частокол, к деревенским подворьям выдвинулись два десятка воев, с целью, произвести эвакуацию, если таковая еще возможна. Галдеж и выкрики команд слышались отовсюду.