Кровь и свет Галагара

Застырец Аркадий

Отряд во главе с Ал Гроном мчался, не разбирая дороги, по редколесью в предгорьях Шо. За день быстролапые звери прошли половину пути. Ночью, после небольшого привала отряд продолжал двигаться и к середине следующего дня приблизился к берегу Асиалы. Там, за ее бурными и неглубокими в этих местах водами, высились бастионы Стора. Но разглядеть, что происходит вблизи крепости, отсюда цлияне не могли. Тому помехою были густые заросли сабирника высотою в полтора агара, покрывавшие противоположный берег реки.

Желтолицый Фо Гла по указанию Ал Грона быстро вскарабкался на высоченный развесистый габаль и по прошествии

афуса торопливо спустился вниз.

— Надо поворачивать назад, Ал Грон! — сказал он встревоженно, но без страха, и вскочил в седло. — Гарнизон не выдержал штурма или изменил цлиянскому престолу. Криане уже в крепости.

— Ты не ошибся, зоркий Фо Гла? Из чего исходя, пришел ты к столь печальному заключению?

— Своими глазами я видел крианский отряд, неспешно выезжающий из Северных ворот Стора.

— Откуда уверенность, что отряд — крианский?

— Ал Грон! Ты считаешь меня несмышленным мальчишкой? Отряд выезжал под флагом зимзирской гавардерии!

— Зимзирской гавардерии? И как же выглядел этот флаг?

— Э! Да ты просто издеваешься надо мной или разыгрываешь из себя наставника Кта Галя!

— Когда я погибну в схватке, ты займешь мое место и сам станешь принимать решения. А пока этого не произошло, отвечай на мои вопросы ясно и без раздражения! Я должен быть полностью уверен, что донесение, которое мы принесем великому царю, соответствует истине. Как выглядел флаг?

— Три черных алазара в белоснежном поле с голубою волнистой канвой.

— Ты не ошибся, зоркий Фо Гла, поворачиваем гавардов!

Но повернуть они не успели. Вылетев из зарослей сабирника, просвистела поющая стрела. И Фо Гла вскрикнул от боли — стрела вонзилась ему в левый глаз. Вторая поразила Ал Грона в плечо, третья смертельно ранила одного из их отряда, четвертая — второго. Ал Грон вырвал стрелу и даже не почувствовал боли, затем выставил щит и, повернувшись к отряду, взревел:

— Назад! Отходите за деревья!

В тот же лум из зарослей на другом берегу со свистом и гиканьем вылетели дюжины три тагун, обнаживших зайгалы, и вздымая фонтанами брызги, погнали гавардов по воде.

— Слушать приказ! — увидав такое дело, вновь возвысил голос Ал Грон. — Четверо — ты, ты, ты и ты, остаются со мной. Остальные лесом — и в горы! Выполняйте, именем Син Ура!

И тут он услышал голос своего товарища, с коим в мыслях готов был навсегда проститься. Фо Гла в тот лум, когда его поразила тагунская стрела, откинулся навзничь на круп своего гаварда и, раскинув руки, простерся как мертвый. Но тут же пришел в себя и выпрямился в седле. Затем, собрав всю свою волю, одним стремительным движением вырвал стрелу из окровавленной глазницы и отшвырнул ее в сторону. Вид его был воистину страшен: лицо перекошено и забрызгано кровью, багровая струйка стекала по левой щеке к уголку рта. А от его крика похолодело бы нутро у самого горячего воина:

— Здесь Фо Гла, сын айзурца Гла Ина! Цур аррада, крианские твари!

Он обнажил свои триострые цохлараны, молниями сверкнувшие в лучах высокого солнца, и первый помчался навстречь тагунам. Ал Грон и еще четверо храбрецов устремились следом. Все остальные, повинуясь приказу, стремительно отступали. Им было назначено уцелеть, чтобы постоять за Цли в новых сражениях и, быть может, отомстить за тех, кто ценою собственной жизни спасал их теперь.

Шестерых

искромсал разъяренный Фо Гла. Пятерым довелось отведать не менее быстрых и острых цохларанов Ал Грона. Но если бы эти двое могли спокойно оглядеться по сторонам, они тут же заметили бы, что прочие четверо не столь удачливы были в этом неравном бою и в первый же афус попадали в бурный поток Асиалы — кто с разрубленным черепом, кто наполы от плеча, а кто и вовсе без головы.

— Какие воины сражаются на стороне Цли! — сокрушался начальник тагунского отряда, наблюдая неравную битву из зарослей сабирника. — Если бы у меня под началом был хоть один из таких!

И он изо всей мочи крикнул своим:

— Хватит! Не смейте еще их поранить! Взять, не медля, живыми! Они того заслужили.

В тот же лум Ал Грон и Фо Гла обнаружили, что вкруг них образуется пустое пространство. Держась на расстоянии в несколько керпитов, тагуны взяли их в кольцо. И тут же со всех сторон полетели арканные петли…

Они попали в плен весной, а теперь уже осень была в разгаре. Но при воспоминании об этих событиях сердце в груди Ал Грона стучало как маленький гаргаст. И он невольно перебирал в памяти слово за словом, шаг за шагом, произнесенные и сделанные в тот день, взвешивал все и мучил себя сомнениями: верно ли он поступил? Быть может, следовало всем отрядом попытаться принять сражение, и тогда им с Фо Глою не пришлось бы теперь гнуть спины, нагружая в тележки тяжелые комья руды и не имея даже слабой надежды когда-нибудь вырваться отсюда. Черные Копи! Прежде он слышал о них краем уха, и они казались ему чем-то далеким и призрачным, как привидевшийся в детстве страшный сон.

И вот они — наяву. Четыре громадные ямы на склоне невысокой горы, называемой Такера, вырытые и ежедневно углубляемые кирками изможденных агаров, узников этого страшного места. Если с рассвета и до заката безжалостный сыромятный бич надсмотрщика опускался на твои плечи не более дюжины раз, можно было считать, что денек выдался счастливый. Были здесь и тсаарны, и жители западного побережья — суровые чарпы, и горцы с юга, и сами криане. Кто попал сюда за участие в заговоре и подготовке мятежа, кто — за неуплату дани в саркатскую казну, а кто и просто за неосторожное слово, достигшее ушей соглядатая где-нибудь на зимзирском базаре. Попадались, правда, и настоящие разбойники, и воры, и фальшивохардамщики, и содержатели харчевен, угощавшие проезжих лухтиками и похлебкой из агарского мяса. И это особенно угнетало Ал Грона в первое время. Ведь он был воином отменного воспитания из довольно знатного айзурского рода. И вот теперь махал киркой рядом со всяким сбродом, так же, как и они изможденный и вынужденный испытывать наравне со всеми нестерпимые унижения и побои.

Поначалу большой поддержкой для него был Фо Гла с его неиссякаемой верой в освобождение. Каждый вечер, возвратившись под черный бревенчатый навес, где узники поглощали жалкую похлебку на скарельном масле, укладывались вповалку и тут же засыпали мертвым сном, не обращая внимания на лай и вой нарочно обученных свирепых порсков, Ал Грон и Фо Гла шепотом обсуждали возможности побега.

Однажды в их разговор вмешался какой-то крианин, заросший изжелта-седыми патлами и еле державшийся на ногах. Он оказался опытным саркатским карманником, на чьем счету было два побега, и назвался Хор Шотом.