Кровь и свет Галагара
Шрифт:
Так минуло несколько дней, и царевич, воспитанный в привычке к лишениям и крайнему напряжению сил, не только не сломился, но еще окреп и приспособился, насколько это было возможно, к новому бедствию своему. Дружный размеренный рев гребцов, который поначалу только терзал его слух и усугублял мучения, теперь сделался понятным царевичу, и он сам подключался к нему, облегчая тем самым работу. Он приноровился так обращаться с веслом, чтобы уменьшить затраты сил и болезненные ощущения. Ладони его огрубели, мышцы превратились в закаленные стальные куски; плетью ему
Далеко не всем его товарищам по несчастью удавалось так стойко держаться, и за несколько дней многие из них, изможденные непосильным трудом и забитые плетьми, нашли свое последнее убежище в морских глубинах. На смену погибшим приходили новые гребцы, которые до поры томились в трюме, с ужасом ожидая своего рокового нимеха.
Страшная участь постигла и того, кто был на весле справа от царевича. Его выволокли в проход, и, насмерть забив плетьми, швырнули за борт окровавленные останки.
С самого начала все попытки Ур Фты заговорить с этим беднягой, равно как и с другим соседом, ни к чему не привели. Царевич решил, что ни тому, ни другому просто не понятны языки, на которых он к ним обращается, и оставил это безнадежное дело.
Каково же было его удивление, когда тот, которого привели на рассвете и приковали к лавке справа, на место погибшего, сам обратился к нему вполголоса:
— Здравствуй, царевич! Извини, что явился не сразу — все память моя дырявая подводит!
— Трацар, ты? Как же ты здесь оказался? — воскликнул Ур Фта, не зная, ужасаться ему или радоваться нежданной встрече.
— Ведь не мог же я бросить тебя в беде. И к тому же, разговор наш еще не окончен. Какое решение ты принял? Хотелось бы знать…
— Да ведь тебе же известно, что я поверил каждому твоему слову, — сказал царевич, в точности подражая трацарову тону. — Так что и говорить теперь остается только о том, как поскорее вырваться отсюда!
— Повелевай, царевич! Разорвать эти жалкие узы для меня вовсе не затруднительно, хоть в четверть лума на всем букталане!
— За работу, скоты! Не болтать! — раздался пронзительный голос. В тот же лум Трацар охнул, получив плетью по плечам, и поневоле изо всех сил навалился на весло, подражая царевичу. Да только силы его были настолько ничтожны, что он просто-напросто повис на своем участке, не только не помогая, но и всей тяжестью мешая работе семерки.
— Откуда вытащили такую дохлятину? — раздраженно проорали в проходе и вновь огрели Трацара плетью.
— Порви! Немедленно порви все цепи! — закричал царевич, опасаясь, что его друг потеряет сознание и не сумеет произвести нужного действия. — Скорее! Все цепи на букталане!
Сползая под лавку, Трацар получил еще один удар, который пришелся по голове, и едва слышно пробормотал какие-то заклинания. На удивление царевичу, не говоря уж об остальных гребцах, чудо свершилось. В следующий лум Ур Фта выпрямился, размахивая цепью над головой, и возопил страшным голосом:
— Свободны! Бейте цепями…
Голос царевича утонул в реве, куда менее дружном, но куда более жутком,
— Эй, царевич! — воскликнул откуда-то вынырнувший Трацар. — Надо что-то предпринять, и как можно скорее, иначе эти безумцы погубят себя вместе с кораблем.
— Что ты там говоришь? О какой гибели? — удивился Ур Фта, подобно всем остальным слегка опьяневший от свободных движений и даже навалившийся на мачту, чтобы не упасть.
— Начинается отлив, и если в ближайшие полнимеха не усадить гребцов обратно на весла, корабль унесет в Бездвижный Океан! И должен тебе еще сказать: в пространстве и времени отлива мои заклинания не имеют силы.
Очень скоро царевич убедился на собственном опыте в том, как верна древняя галагарская мудрость: «Чтобы дать волю птице — достанет и четверти лума, чтобы поймать ее снова — может не хватить и целой жизни». Сколько он ни взывал к разумению освобожденных невольников, как ни уговаривал, чем ни запугивал, — ему не удалось добиться ровно ничего. Никто не желал внимать его голосу, кое-кто грубо предлагал заткнуться, а иные протягивали ему кружку с хмельным или кусок солонины: не в силах разделить его тревогу, эти бесшабашные головы хотели с ним поделиться своим весельем на краю пропасти.
Не в полнимеха, не в нимех, а только через добрых полтора кое-кому из тех, что еще не напились и не наелись до полного забытья, открылась страшная истина. Корабль с мятежным экипажем на борту со все возрастающей скоростью уносился по волнам отлива в Пустой Бездвижный Океан, в те бесконечные воды, куда веками с незапамятных времен уплывали в своих клузах галагарские мертвецы. С детства любой агар укреплялся в том, что нет ничего на свете страшней и безвыходней Океана Мертвых. Самыми кошмарными, пробирающими ледяным ужасом до костей историями из всех, что рассказывались в Галагаре, были истории о моряках, унесенных отливом. Никто не согласился бы оказаться на их месте, и любой предпочел бы самую лютую смерть такому погребению заживо.
Ур Фта сидел, прислонившись к фальшборту спиной, и молчал. Он сделал все возможное и знал, что теперь уже поздно что-либо предпринимать. Он даже не пошевелился, когда Трацар сообщил ему о том, что среди бывших невольников наконец-то нашлись дюжины полторы-две наиболее трезвых голов — они теперь спешно приводят в чувство остальных, усаживают их на весла и пытаются развернуть корабль. Ур Фта знал: ничто не поможет, ведь прошло уже с четверть нимеха после того лума, как Трацар дал ему знать о том, что берег больше не виден. И ему, и Трацару было ясно, чем все это кончится. Корабль оказался во власти силы, не допускающей чудес.